Лягушки
Шрифт:
Рука Ковригина, опустившая чемодан на пол, забралась в карман пиджака в поисках мобильного телефона. Тут же руке был отдан приказ: из кармана удалиться. Ни в каких контактах и справках в связи с возгоранием дирижабеля-ресторана "Чудеса в стратосфере" у Ковригина необходимости не было, рука полезла в карман сама по себе. Ей следовало объявить благодарность. Она напомнила Ковригину о его же решении от мобильного избавиться. Если бы Антонина обнаружила его здесь, в Богословском, ей в голову полезли бы фантазии по поводу пропавшего братца одна невероятнее другой. А держать телефон при себе в ожидании, что он разрядится, тоже было бы глупостью. А потому по нему следовало долбануть пару раз кирпичом или булыжником и отправить его осколки в мусорный ящик. В Средний же Синежтур отъехать со свежим сотовым.
Билет на Ярославском вокзале Ковригин приобрел быстро, чемодан оставил там на хранение и был намерен побродить с неторопливым разглядом знакомых домов по сокровенным улицам и переулкам, о чём мечтал на даче. Не исключались при этом заходы в питательно-питейные заведения, из уютных, предпочтительно без официантов. Начать постановил с Замоскворечья. И вот ехал, ехал себе по Кольцевой в легкой задумчивости туманно-перламутровых (не от мыльных ли пузырей?) синежтурских видений и вдруг понял, что следующей станцией будет вовсе не ожидаемая им "Новокузнецкая", а "Новослободская", а там — переход на линию к Савёловскому вокзалу. "Ну ладно, — успокоил себя Ковригин, — коли сам себя привёз на "Новослободскую", часок можно будет потратить на путешествие к водам Канала…" В летнюю пору средних классов, на каникулах, в гостях у яхромских родичей Ковригин в обществе множества двоюродных сестер и братьев часами бултыхался в этой буро-полупрозрачной воде и сейчас рад был бы оказаться в Яхроме, но тогда он ни до какого Синежтура и за век бы не добрался. Но теперь поездку в Средний Синежтур отменить он не желал.
А потому вышел из дмитровской электрички на платформе "Речник", у запани с яхтклубом, то есть на северной окраине города Узкопрудного, дирижабельной столицы России, где в тридцатые годы двадцатого столетия свои галактические фантазии пытался превратить в заводские изделия приглашенный из Италии военными стратегами романтик Нобиле, сгинувший на время в ледяных просторах северного приполярья, но потом обнаруженный.
Не сходя с платформы, Ковригин поинтересовался у мужика в ватнике и с ведром яблок, где расположен ресторан-дирижабель "Чудеса в стратосфере".
— Он не расположен, — сказал мужик. — Он располагался. Ночью сгорел и в воздухе — вдребезги! Хозяйку жалко. Замечательная была женщина. На неё ходили смотреть. Красавица. Водяное растение…
— Из русалок, что ли? — спросил Ковригин. — С хвостом?
— Почему из русалок? — чуть ли не обиделся мужик. — Почему обязательно раз красавица, значит — из русалок? Не все красавицы из русалок. И не все русалки вознаграждены хвостами.
— Водяное, стало быть, растение…
— Да. Кувшинка, лилия, лотос — разве не водяные растения? — сказал мужик.
— Ну да, Ну да, — закивал Ковригин. — Лотос, белая нежная лилия, кувшинка, кубышка…
— Лоренца Козимовна, — явно укоряя Ковригина, покачал головой мужик, — не была кубышкой.
— Лоренца Козимовна? — будто бы удивился Ковригин.
— Лоренца Козимовна. А что? — сказал мужик. — И по-другому звали. Но и — Лоренца Козимовна.
— Вы её знали?
— Немного, — сказал мужик. — Заходил к ним. Подкармливали. Медузами в маринаде. Со сметаной. Деликатес.
— Из тюбиков? — спросил Ковригин.
— Почему из тюбиков? Из банок. Стекольных, — сказал мужик. — Добрая женщина. Завидовали ей. Из зависти и подожгли. Сама не могла не доглядеть. Хозяйственная и дотошная. Или конкуренты…
— Надо же… — пробормотал Ковригин. Ковригин чувствовал, что он мужику не слишком приятен, возможно, отчего-то и подозрителен, да и вообще разговор с незнакомцем для того — дело пустое, однако он его не обрывал, словно бы ожидая от Ковригина неведомо-увлекательного, а может, и нелепого вопроса, давшего бы ему повод выговориться не об одном лишь погоревшем ресторане и его хозяйке, но и о многом другом, в частности, о стабилизационном фонде, об инновационной политике, о происках Саакашвили и Кандализы Райе и о продаже "Спартаком" футболиста Торбинского.
— Спасибо, — сказал Ковригин, — за то, что вы уделили мне время. Пойду-ка я к берегу, посмотрю…
— Тебя туда не пропустят. Там оцепление.
— А может, и пропустят…
— Ты — сыщик? — спросил мужик.
— Сыщик, — вздохнул Ковригин. — В своем роде…
— Частный, что ли?
— Вот именно, что частный…
— Ну, тогда давай визитку, — сказал мужик.
— Это зачем?
— Ну как же! — мужик удивился простоте Ковригина. — Частный сыщик всегда суёт гражданину визитку, мол, если что вспомнишь или заметишь, или версия есть, позвони. И ещё — просит сходить за водой, а сам пристраивает жучок с видеокамерой. Считай, что я пошел за водой.
— И какие же у вас версии?
— Тут и постовому понятно, — сказал мужик, — поджог связан с профессиональной деятельностью хозяйки. Погубители — либо завистники, либо конкуренты, недовольные возрождением отечественного дирижаблестроения.
— Это — на виду, и для постового, — сказал Ковригин, — а ваши-то версии?
— Хе-хе! — хмыкнул мужик. — У меня-то есть соображения. Но соображения, сам знаешь, не цветут без вознаграждения.
Ковригин нахмурился. Сказал:
— Нет у меня ни визиток, ни жучков, ни вознаграждений.
— Значит, ты и не частный сыщик! — мужик, похоже, обрадовался. — Значит, ты и есть один из погубителей. И тебя самого сыщут. И не жди удачи.
— Сколько стоит ваше ведро яблок? — спросил Ковригин.
— Антоновка, — сказал мужик. — Без ведра — двести. С ведром, учти — эмалированным, хоть бы и с дырой, — двести пятьдесят.
— Вот вам триста рублей, — протянул бумажки Ковригин. — А яблоки с ведром оставьте себе.
— Премного благодарен, ваше благородие, — согнулся в полупоклоне мужик, — а то ведь и не знал, что делать. Зверушки у меня на ферме сидят голодные. Стонают. Головами вертят. Теперь покушают. Благодетель вы ихний…
— Какие зверушки?
— Улитки виноградные, ну и зелёные лягушки. Лучших сортов. А мои соображения вы хотите теперь услышать?
— Нет. Не хочу, — резко сказал Ковригин. — Нет времени. Ещё раз спасибо, и пойду…
— Ну, сходи… А если вернёшься сюда, загляни ко мне на ферму, спроси ферму Макара, тебе скажут. А теперь сходи, куда направился… — и мужик усмехнулся ехидно, пожалуй, что и со злорадством и будто бы с предощущением невзгод Ковригина в скорые дни…
"А ведь со временем-то у меня действительно туго, — сообразил Ковригин. — Ни на какие переулки у меня его и не останется…"