Лямур, тужур и абажур
Шрифт:
К тому времени Маша уже знала, что фирма, где работала мама, пошла в гору, теперь она владела сетью гипермаркетов «Бонжур», и мама являлась ее главным бухгалтером, все деньги проходили через нее.
Она не стала мягче в общении, пожалуй, исчезла только нарочитая грубость. Она по-прежнему глядела на окружающих холодно и равнодушно. Исключение делалось только для Кузи.
В общем, обстановка в семье не улучшалась. И однажды Маша достала из дальнего ящика стола смятую бумажку, что дала ей бабушка, и позвонила по указанному номеру. Ответила незнакомая
Если бы Маша уловила в разговоре хоть малую толику недовольства и фальши, она тотчас бросила бы трубку. Но в голосе отца звучала такая искренняя радость, что у нее самой потеплело на сердце.
Они встретились.
Отец… Маша каждый раз запиналась, произнося даже мысленно это слово, ее отец вполне преуспевал, был женат в третий раз на молодой привлекательной женщине, которая видела свое предназначение в том, чтобы украшать его жизнь и заботиться о муже. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд.
Маше очень нравилась их квартира – просторная, светлая, мебели мало, и воздух всегда свежий. Марина любила цветы и развела в гостиной целый сад. С отцом она была всегда ласкова, Маше иногда казалось, что чересчур. Впрочем, у нее не имелось опыта по этой части. Где ей было научиться обращаться с любимым мужчиной, с близким человеком, не дома же…
К Маше молодая жена отца относилась хорошо, встречала ее всегда приветливо, держалась ровно, дарила мелкие подарки на праздники. Она не работала, но все время была занята – посещала то курсы по фэншуй, то занятия сальсой, то танец живота… Она очень серьезно относилась к разным предсказаниям и гороскопам, первым делом расспросила Машу, в год какого животного она родилась, какой ее любимый цвет, садовый цветок и так далее.
– Твой камень – изумруд! – сказала она как-то Маше, указывая на статью в дамском журнале. – Вот, кстати, и глаза у тебя зеленые.
До сего времени Маша и понятия не имела, что у нее зеленые глаза, она считала их серыми, с бурым оттенком.
Марина раскрыла красивую перламутровую шкатулку и выложила на стол старинный кулон. Цепочка была простая, зато сам кулон… Маша даже зажмурила глаза от нестерпимого зеленого света, хлынувшего на нее от камня. Кулон имел форму шестиконечной звезды, внутри сиял крупный изумруд, звездные лучи были усыпаны крошечными бриллиантиками.
– Вот это да… – в восторге протянула Маша, а Марина уже застегнула цепочку у нее на шее.
Машины глаза в зеркале сияли почти таким же ярким зеленым светом, как и камень.
– Ну, что я тебе говорила? – торжествующе спросила Марина. – Изумруд – это твой камень!
– Отчего ты его не носишь?
– Ну… – Марина как-то поскучнела, – кулоны сейчас вообще не в моде, а мой камень – бирюза… А это… это Володина тетка ему оставила, на память…
– Интересная вещь… – Маша взяла кулон в руки. – Старинная…
Маше очень нравилось бывать у отца. За ужином обычно сидели долго и говорили.
Они с Мариной часто ездили куда-нибудь и оставляли Маше ключи, потому что Марина говорила, что цветы очень любят Машу и она может доверить их только ей.
Матери Маша ничего не рассказывала, она знала, что достаточно взрослая для того, чтобы самой за себя все решать. Тем более что ничего плохого она не делала.
Мама в последнее время виделась с дочерью крайне редко. У нее появилось новое занятие – она строила загородный дом. Участок, оказывается, она купила уже давно, а сейчас подошло время для строительства. Виталик часто возил маму на стройку, мама возвращалась домой поздно, когда Маша уже спала, а иногда вообще отсутствовала. Маша не задавала никаких вопросов, ей даже нравилось, что Виталик не таскается по дому и не роется в ее вещах. Он вел себя все более нагло, при встрече окидывал таким взглядом, от которого Маша краснела, а один раз притиснул ее в темном коридоре, зажал рот вроде бы в шутку и стал шарить жесткими руками по груди.
Маша бестолково махала руками и пинала ногами пустоту, задела вешалку и на шум выглянула из кухни Дарья Ивановна со скалкой. Виталик отпустил Машу и ушел.
Вся сцена происходила в полном молчании: как уже говорилось, Дарья Ивановна в дела хозяев старалась не вмешиваться.
Маша мечтала, чтобы дом был построен, и тогда мать с Виталиком в него переедут, а она останется в квартире. И пока решила сцепить зубы и молчать.
Отец с Мариной уехали в Австрию кататься на лыжах, и когда Маша поливала цветы в их квартире, она взяла из шкатулки с перламутровой инкрустацией кулон с изумрудом.
– Вот и все… – Маша глядела несчастными глазами, как больной кролик.
– Ну что ж, теперь хотя бы понятно, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, – медленно произнесла я, – но ты, дорогая моя, не сказала самого главного. Зачем ты взяла чужую вещь? За каким чертом тебе понадобился этот кулон?
Маша подняла на меня глаза в полнейшем смятении. Бьюсь об заклад, она очень надеялась, что я не задам щекотливого вопроса. Но я глядела уверенно, с прищуром, тогда Маша собрала оставшиеся силы и ответила:
– Вообще, это не имеет отношения к данному делу. Но… я хотела показать его одному человеку…
Просто удивительно, до чего легко я читала в душе этой девочки! И ведь никогда не замечала за собой ни особого ума, ни проницательности. И опыта житейского у меня ненамного больше ее… Хотя у нее-то совсем опыта нету… Научить некому, посоветоваться не с кем… Мать вроде бы есть, а на самом деле считай, что нету. Господи, не дай бог никому такую мамашу!
Вспомнив, каким ярким блеском загорелись Машины глаза при упоминании ее преподавателя Геннадия Серафимовича, я все поняла.