Лямур, тужур и абажур
Шрифт:
Раньше была бабушка, она Машу любила, ей доставляло удовольствие Машино общество, но мама сделала так, чтобы теперь не осталось никого, Маша одна, совсем одна в этом мире. И в ночь смерти бабушки, в самую страшную ночь Машиной жизни, мама встретила ее руганью и пощечиной.
Такие мысли посещали Машу каждую ночь, и однажды она нашла в ящике на кухне упаковку димедрола и проглотила все двенадцать штук таблеток, запивая их водой прямо из чайника. Посидела немного, глядя в окно на пустой темный двор, на деревья с голыми черными ветвями, на обледеневшие машины. Скучно… Пусто и одиноко… Все пройдет, сказала бабушка и погладила Машу
Маша сгорбилась на стуле и надолго затихла.
Когда она снова повернулась к окну, на дереве с оранжевыми ветвями сидел кот. Кот был совершенно зеленый. У кота было шесть лап.
«Так не бывает», – в ослабленном сознании мелькнула последняя здравая мысль, Маша схватила чайник и бросила его на пол.
Мама проснулась от грохота, и Маша, прежде чем окончательно отключиться, успела показать ей пустую упаковку от таблеток.
Она пролежала в больнице больше месяца. Условия там были отличные, доктора и сестры относились к ней ласково – мама не пожалела денег. Маше поставили диагноз – нервный срыв после смерти бабушки, лечили легким успокоительным и разными процедурами. Однако после месяца такого лечения особенных сдвигов не наблюдалось – Маша по-прежнему оставалась в депрессии, мало говорила, мало ела, ничем не интересовалась. Ее показали консультанту – старому профессору с седыми кустистыми бровями. Профессор поглядел на Машу, почитал историю болезни, удалил сестричку из кабинета и сказал Маше, чтобы перестала валять дурака. Хватит мучиться детскими обидами, пора повзрослеть.
– У тебя вся жизнь впереди, а ты хочешь ее начать с психушки? – громко спросил он. – Туда, милая, ты всегда успеешь. Вот еще месяц-другой тут проваляешься, будет поздно школу заканчивать, год пропадет, отстанешь, друзей потеряешь.
– У меня нет друзей! – излишне резко сказала Маша.
– А кто в этом виноват? – не растерялся ее собеседник. – Ты сама отталкиваешь от себя людей, уходишь в себя, как в раковину, и ничем не интересуешься! Девочка, ты должна сама себя преодолеть, тогда все наладится!
После продуктивной беседы с доктором Маша осознала, что ей давно уже надоело тосковать, к тому же пришла весна и захотелось на улицу. Профессор вызвал еще в кабинет маму, и долго оттуда раздавался его сердитый бас. Криком-то маму было не взять, она на своей работе всякого повидала, могла человека одним словом, что называется, по стенке размазать. Профессор, как умел, пытался объяснить маме ее поведение. Объяснить-то он объяснил, и мама кое-что поняла, вот только переделать себя у нее не получилось. Да Маше этого уже и не требовалось.
Они все так же мало разговаривали по вечерам, только теперь это Машу не задевало нисколько. Она быстро догнала сверстников в учебе, сдала выпускные экзамены без троек и решила поступать в Университет искусств на искусствоведческий факультет. Она ждала от мамы резкого отказа – обучение там было платным и, по маминым меркам, совершенно бесполезным. Что это за профессия – искусствовед? Ни денег приличных, ни перспектив… Но мама только пожала плечами и сказала, пускай Маша делает, что хочет.
Она, как всегда, была очень занята своей работой, домой приходила поздно.
– Девочки, может, еще кофе хотите? – крикнула буфетчица от стойки.
Она вовсе не собиралась нас выгонять, просто ей было скучно. Студенты все куда-то исчезли – очевидно, начались занятия, мы с Машей сидели в кафе совершенно одни.
– Я выпью! –
В самом деле, сижу тут почти час, а что узнала? Понимаю, конечно, девочка расстроена, ей хочется рассказать кому-то от печки всю свою жизнь, очень, кстати, несладкую – при такой-то мамаше. Но за этим идут к психоаналитику. А мне-то платят деньги за результат, а не по часам! И к тому же Бонни дома один, а дядя Вася совершенно извелся небось в машине…
– Извини. – Маша покаянно наклонила голову, – что-то я действительно разболталась…
– Ничего, – оттаяла я, – продолжай уж…
Учиться в университете Маше нравилось. Интересные предметы, замечательные преподаватели, вот Геннадий Серафимович, он так много знает и так увлекательно рассказывает!
Глаза ее вспыхнули, даже щеки порозовели. Маша поймала мой внимательный взгляд и тут же опустила глаза в чашку.
Ребята в группе подобрались неплохие, у Маши появились друзья, и она очень подружилась с Ленкой Симаковой, прямо стала с ней не разлей вода.
На восемнадцатилетие мама подарила Маше поездку в Италию. Маша была рада побывать в стране прекрасных замков, дворцов, мостов и фонтанов. А когда она вернулась, в доме многое изменилось. Мама стала какой-то другой – постриглась, купила новую яркую одежду. Теперь вместо черной «Ауди» ее ждал по утрам у подъезда серебристый «Мерседес». И водитель поменялся – вместо солидного немногословного Михаила Петровича за рулем сидел Виталик – здоровенный мордатый парень с красным лицом и наглым взглядом, которым он обшарил Машу с головы до ног при первой встрече. Машу неприятно поразило, что Виталик, привезя маму домой вечером, никогда сразу не уезжал, а долго ужинал на кухне, а потом пил пиво и смотрел телевизор в гостиной, громко комментируя спортивные передачи.
Вел он себя в доме как хозяин, брал вещи без спроса, заходил в Машину комнату и трогал книги и диски. Дарья Ивановна, видя его на кухне, поджимала губы, но не смела ничего сказать. Ночевать Виталик не оставался, однако из прозрачных намеков домработницы Маша поняла, что в ее отсутствие случалось и такое.
И еще в доме появился пекинес Кузя – злобное скандальное существо. То ли матери его подарили, то ли отдали на время, а потом не смогли забрать, Маша не спрашивала. У Кузи был отвратительный характер – вредный и истеричный. Он грыз дорогую мебель, прятался в темном коридоре и кусал за ноги всех проходящих. По утрам он норовил устроить лужу в прихожей возле двери, так что Маше, рано выходящей из дому, приходилось быть начеку.
Дарья Ивановна, которой вменялось в обязанности кормить пекинеса и гулять с ним три раза в день, тихо его ненавидела. Но сказать ничего не смела, поскольку мама совершенно неожиданно для всех, да, пожалуй, и для себя, чрезвычайно привязалась к собаке. Кузя спал у нее на кровати, мама сюсюкала с ним, называла своим мальчиком и деточкой. Маша только дергала плечом, слыша такое.
Несколько примиряло Машу с собакой то, что Виталика Кузя на дух не выносил, при встрече с ним заливался визгливым лаем и норовил цапнуть за ногу. Тот отвечал псу взаимностью, старался вроде бы случайно наступить ему на лапу и щелкнуть по носу. Однажды после такого Кузя прокусил Виталику палец до крови. Но мама только рассмеялась и сказала, что Виталик сам нарвался.