Любая мечта сбывается
Шрифт:
В тюрьме я, насколько это было возможно, держалась сама по себе; посещала бухгалтерские курсы, хотя с моей статьей это, наверное, была пустая трата времени. Я искренне сомневалась в том, что какая-нибудь компания рискнет меня нанять. Что касается планов получить диплом бухгалтера-ревизора, то этот поезд уже ушел. Я могла надеяться разве что на место горничной в отеле или посудомойки в ресторане. Как бы то ни было, а мне понадобятся жилье и работа, причем срочно.
Ну да. Как будто я могла об этом мечтать.
Я знала, где находится ближайшая автобусная остановка, отправилась туда и прождала до рассвета в холоде
В течение почти всего срока заключения я получала письма от престарелой женщины по имени Элизабет. Она была учительницей на пенсии и работала волонтером «Тюремного братства», христианской организации, основанной Чаком Колсоном, тоже осужденным. В своих письмах Элизабет много рассказывала о Боге и своей жизни.
Меня не особенно интересовало и то и другое, но это была хоть какая-то почта. А я отчаянно цеплялась за любую связь со внешним миром. Так что я была ей благодарна, пусть эта старая леди и не имела ни малейшего понятия о моем существовании. Она обитала в лилейно-белом мирке, так не похожем на мой. Я читала ее письма, но пропускала мимо ушей все, что она пыталась мне сказать. Элизабет же, похоже, считала своим долгом надеяться на меня, поощрять и вдохновлять. Отвечая, я притворялась, будто верю ей, но я знала правду: слишком поздно. У меня не было будущего. Бедная старушка фактически просто бредила, не представляя себе, какова моя жизнь.
В своем последнем письме я объяснила ей, что, когда меня выпустят, у меня не будет ни дома, ни работы, ни семьи, которая могла бы меня поддержать. Ее ответ заставил меня рассмеяться. Она написала, что я должна довериться Господу и что она будет молиться за меня. Ага, ну да, ведь в прошлом это здорово помогало.
Засев за письмо, я быстро заполнила лист одними только вопросами. Сомнения изливались наружу, пока я не исписала страницу с двух сторон. Я выплеснула на бумагу все, что думала о несправедливости, которую мне довелось испытать, о том, как нечестно со мной обошлись: я выразила свою злость и все свои страхи. Моя рука едва поспевала за скоростью мыслей. Грифель карандаша несколько раз ломался, когда я слишком сильно давила им на бумагу, ругая Элизабет за наивность.
Эта женщина была просто смешна.
В конечном итоге письмо я так и не отправила. Зачем зря тратить марку? Вера Элизабет была размером с гору, а моя напоминала яму на дороге. Но эта женщина проявила ко мне доброту, и не стоило злиться на нее за непонимание моей ситуации.
В автобусе я провела три часа, пока он не остановился на Четвертой авеню, в самом сердце деловой части Сиэтла. Ровно столько времени понадобилось, чтобы тепло добралось до моих костей после долгого ожидания на декабрьском морозе.
Это был первый мой день на свободе, и мне совершенно некуда было идти. Мне негде было спать в эту ночь, некого попросить о помощи. Я вышла на тротуар и глубоко вздохнула. На том же тротуаре, привалившись к стене крытой автобусной остановки, спал бездомный. Через несколько часов меня вполне могла ожидать та же судьба.
Вдыхая запах свободы, я вынуждена была признать, что она пугает меня сильнее, чем что-либо пугало раньше, включая кулак моего отца. К собственному изумлению, подняв взгляд, я осознала, что автобус высадил меня прямо перед церковью.
Это было почти смешно. Церковь. Серьезно?
Но деваться мне было некуда, и я решила войти внутрь, надеясь, что внутри окажется тепло и никто меня оттуда не выгонит. У меня был список приютов в Сиэтле, но проводить там ночь я собиралась лишь в крайнем случае. Судя по тому, что мне рассказывали, приюты не принимали людей до наступления ночи, а до темноты оставалось еще много часов. Церковь же представляла собой относительно безопасное место, где я могла переждать, пока что-нибудь не придет в голову.
Я поднялась по ступенькам и с облегчением обнаружила, что дверь открыта. Вообще-то я ожидала, что она будет наглухо заперта. И я явилась сюда не для того, чтобы молиться. Я всего лишь хотела укрыться от холода.
Оказавшись внутри, я направилась дальше, в темноту и пустоту. Остановилась в задней части и взглянула в сторону алтаря, который отсюда казался мрачной пещерой. Я была уверена, что, если позову кого-нибудь, голос вернется ко мне эхом. Обе стороны центрального прохода обрамляли ряды деревянных скамей.
Я бывала в церкви всего несколько раз в жизни. Однажды – с мамой, которая повела нас туда с братом в канун Рождества, мне тогда было года четыре или пять. Папа разозлился, когда узнал об этом, кричал на маму. Его ярость запомнилась мне лучше происходившего в церкви. Там мне дали маленькую Библию, но папа ее отобрал. Я хотела оставить ее себе и плакала, потому что у меня вовсе не было книг. Мама сказала, что однажды я получу другую, но этого так и не произошло.
Я стояла в центре церковного прохода. Здесь все выглядело совсем не так, как в церкви из моих детских воспоминаний. Та была маленькой и сельской, эта – большой и городской. Витражные окна пропускали слабый свет, падавший на плиты пола. Не зная, что делать дальше, я села на заднюю скамью. Рядом с алтарем была изображена сцена рождения Христа, и я сосредоточилась на фигурке младенца, чувствуя себя такой же беспомощной, одинокой и отчаявшейся, как новорожденное дитя. Слезы жгли мне глаза, но я не позволяла себе плакать. К этому времени я хорошо выучила, что эмоции – это слабость, и не осмеливалась показывать их за решеткой. Я видела, что случалось с женщинами, которые теряли бдительность и выказывали уязвимость, а потому была полна решимости никогда не попадать на их место. И, как следствие, эмоционально я совершенно закрылась, оставаясь бесстрастной и равнодушной для всех, кроме избранных.
Просидев там с полчаса, глядя в пространство, я вдруг захотела встать и уйти. Не знаю, о чем я думала, когда направилась в церковь. Это была бессмысленная трата времени, но по какой-то неведомой причине я осталась сидеть.
Да, мне действительно некуда было идти, но мне следовало искать работу, что-то делать. Что угодно. Сидя в церкви, я никак не решила бы свои проблемы.
– У тебя есть что-нибудь для меня? – с вызовом задала я вопрос. Я не знала, к кому обращаюсь, да это и не имело значения. Все равно вопрос был глупый.