Люби меня по-немецки
Шрифт:
— В этом костюме ты похож на владельца похоронного бюро.
— Нравится прикид?
— Так себе. Но тебе к лицу.
Курт благосклонно пропускает шпильку мимо ушей и движением бровей указывает мне на место рядом с собой.
Странный он какой-то. Может, удрать пока не поздно?.. — стрелой пролетает мысль, но с опозданием — я уже осторожно опустилась на ковёр из травы, ощущая себя при этом круглой идиоткой.
Мои джинсы от Бриони стоят кучу денег, кто даст гарантию, что какой-нибудь енот не мочился здесь пару часов назад?
— Слышишь? —
Опасливо осматриваюсь по сторонам и, чуть подавшись вперёд, прислушиваюсь.
— Слышу что?
— Вот именно, что ничего. Тишина. Ни шума машин, ни гула кондиционеров, ни бесконечного трёпа по мобильному. Только шум ветра и шелест листвы. Круто, правда? — оборачивается-таки на меня и расплывается в широкой улыбке.
Боже, да с него только портреты писать, Дориан Грей удавился бы от зависти.
Карие глаза смотрят с доброй иронией и так…обжигающе-горячо… Сразу же захотелось кофе. Дымящийся американо, со щипоткой жгучего марокканского перца…
К щекам прилил жар, будто уже этой ядерной смеси глотнула.
С силой отвожу взгляд и пищу под нос:
— Не знаю. Круто, неверное.
Он точно ненормальный! В какую историю я по своей глупости влипла? Подцепила в какой-то вшивой забегаловке психа с глазами-гипнозами, познакомила его со своей семьёй, вторую встречу допустила.
"Никакой он не псих!" — парирует Ульяна-заступница, — "просто парень любит природу. И только посмотри какой он… Он Бог".
Он костюм с запонками на барбекю нацепил, алё! — едва не роняю вслух и, стряхивая морок, незаметно отодвигаюсь чуть дальше.
Ну почему так всегда? Если умный, то обязательно урод, а если красавчик, то или бабник или с головой нелады. Но мне повезло, я сорвала двойной джек-пот.
— Давно тут сидишь? — спрашиваю, дабы разбавить затянувшуюся паузу.
Курт приподнял край рукава и обнажил тяжёлый будильник "Брайтлинг":
— Около часа.
— А на чём добрался? Автобусы сюда не ходят.
— На мотоцикле, — коротко бросает он и кивает куда-то напротив.
Вытягиваю шею и только сейчас замечаю по другую сторону дороги чёрный Харлей со шлемом на сиденье.
— Хочешь сказать, что полтора часа сюда на вот этом тащился? — тычу пальцем на переливающегося в лучах вечернего солнца дракона. — В костюме? Ты серьёзно?
— Ну ты же просила принарядиться, — снова улыбается он и откидывается спиной на шершавый ствол дерева. Видимо, заметив в моём взгляде удивление граничащее с ужасом, добавляет: — Да брось. Я его год назад в Барселоне купил, надо же было обновить.
Опытным взглядом оцениваю стоимость прикида, судя по всему, отвалил он за него прилично.
— Мне здесь нравится. Доживу до старости — непременно куплю в этих местах домик. Если не вернусь на Родину, конечно, — скрестив руки на груди делится Курт, будто болтать о планах на будущее с незнакомым человеком посреди бескрайнего поля — это для него в порядке вещей.
Не знаю, с чего вдруг, но мне становится интересно, что он вообще делает здесь, в России. Несмотря на его ритм жизни, он не похож на большого любителя суеты. Не знаю ни одного жителя каменных джунглей, кто с таким же упоением жевал бы травинки и любовался мошкарой.
Может, зря я так с ним? Зачем сразу обнажать иголки, можно же просто попробовать быть более милой и приветливой…
Подтягиваю ноги к груди и обнимаю руками колени:
— Почему ты оставил Германию?
— Не мог взять её с собой.
— А если серьёзно?
— Меня депортировали из страны. Пел на площади Мариенплац русские антифашистские лозунги.
Бросаю на него нахмуренный взгляд.
— Ла-адно, — и шепотом: — я наркодиллер.
— Окей, я поняла — вести задушевные беседы было плохой идеей. И, между прочим, мне совершенно наплевать, почему ты уехал из страны, я просто пыталась вежливо поддержать разговор. В отличие от тебя, — предпринимаю попытку подняться и ощущаю на своём бедре тёплую ладонь.
— Не психуй, амазонка, давай лучше птичек послушаем.
Сбрасываю его руку и резко оборачиваюсь:
— Какого чёрта происходит? Что тебе от меня нужно? И зачем сюда потащился? Костюм этот дурацкий нацепил!
— Дурацкий? Старик Диор сейчас в гробу перевернулся.
— Ты всегда иронизируешь, когда нечего сказать?
— Только когда кроме иронии сказать больше нечего.
В кофейных глазах плещится смех. Смех! Надо мной!
— Отлично. Общайся с белками. Адьёс, — театрально взмахиваю рукой и, спотыкаясь на кочках, совсем не грациозно бреду обратно к машине.
— У меня бензин закончился, — летит в спину.
— Помолись богу Ра, пусть напитает твой драндлулет солнечной энергией.
— Уже закат.
— Значит, богу луны, — выбираюсь, наконец, из зарослей, и, отцепив прилипший репей, хлопаю по карманам в поиске ключей.
Ключей нет.
Часть 17
Ключей нет.
Ну, это уже ни в какие ворота!
Оборачиваюсь и вижу, как, перекинув через плечо пиджак, Курт неторопливо бредёт к машине. Вся злость, что минуту назад бурлила и выплёскивалась как закипевшее масло вмиг куда-то улетучивается. Улыбка до ушей, в тёмных волосах играют розовые лучи уходящего солнца, и вообще, он весь такой до тошноты обаятельный, что собственное поведение сразу же кажется неуместной блажью.
— Ты обронила, — удерживая двумя пальцами ключ, демонстрирует мне находку (кражу?) и, пикнув брелоком, по-хозяйски забирается на водительское сиденье. Открыв изнутри пассажирскую дверь, кивает: — Садись. Дорогу покажешь.
— Вообще-то, это моя машина, — ворчу я, но послушно сажусь рядом. Увидев, что он собрался сделать, чересчур эмоционально вскрикиваю: — Только музыку не вклю…чай…
Поздно. По салону уже разлился трэк в исполнении Курта Рейнхарда. Вот дьявол!
— Это не моё!