Люби меня по-немецки
Шрифт:
Решив, что моральным обликом сестры я займусь чуть позже, погружаюсь в собственные мысли и ощущения от происходящего.
Я понимаю, что то, что я обвожу сейчас свою семью вокруг пальца — это омерзительно, и после того, как откроется правда, смотреть на меня они будут не иначе как на сумасшедшую лгунью, но не могу не признать того факта, что ощущаю я себя абсолютно комфортно. Ганс очень мил, он остроумно шутит, виртуозно обходит темы, способные раскусить наш маленький обман и тактично динамит поползновения Вики, открыто намекая
Мне приятно, что он всем нравится и я испытываю даже что-то похожее на гордость, но когда взгляд натыкается на явно недовольного отца, сразу же опускаюсь с небес на землю. Кажется, сегодняшняя встреча ещё больше убедила его, что Олег мне не подходит и я совершаю большую ошибку, связывая свою жизнь с этим клоуном (ведь именно это он прошептал дяде Яше, думая, что я не слышу?)
— Олег, а какое учебное заведение вы закончили? — неожиданно спрашивает папа, рассматривая Курта так пристально, словно препарирует того на хирургическом столе.
— Он закончил… — пытаюсь вмешаться и спасти положение, но отец обрывает меня строгим взглядом из-под кустистых бровей.
— Он сам способен за себя ответить, Ульяна. Уж что-что, а поговорить он любит.
— Конечно, дорогая, не мешай двум самцам делить территорию, — неуместно выпуливает Курт и я вжимаюсь в стул.
А как всё хорошо начиналось.
— Так где вы учились? — повторяет папа, намеренно игнорируя шпильку.
— Я учился в Кембридже, юридический факультет. Лекции у нас вёл профессор Джонсон, — бегло отвечает Курт, накалывая на вилку разварившееся соцветие брокколи.
— А Ульяна упоминала Оксфорд, — выстреливает отец, и я понимаю, что вот он — провал.
— Ну да, и там тоже. Чуть-чуть там, чуть-чуть здесь. В жизни же нужно всё попробовать, верно? — как ни в чём не бывало врёт Курт, и я ощущаю, как мои щёки сливаются с цветом наливки.
Отец хмурится, безошибочно угадывая ложь, и решает меня добить:
— Так откуда у коренного россиянина, который долго жил в Англии — немецкий акцент?
— Мой прадед был ценителем необычной красоты немецких женщин, а ещё эти слухи об их пылком темпераменте. Все эти шутки про немцев не совсем шутки, ну, вы понимаете, — игриво подмигивает Курт и, судя по выражению вселенского ужаса не лице папы, осознаю, что положение могу спасти только я.
— Папа, может, хватит засыпать Ку… Олега вопросами. Он очень устал за день, да и нам уже пора, погода портится, — словно в подтверждение моих слов раздается раскат грома и на газон падают первые капли дождя.
— Это надолго, совсем тучами затянуло, — со знанием дела резюмирует дядя Яша, посматривая на небо сквозь увитую плющом крышу беседки.
— Тем более пора, нам полтора часа до дома добираться, а если ещё пробки учесть… Идём же, — толкаю Курта локтем в бок, мечтая поскорее убежать от бомбардировки провокационными вопросами.
Да, я обязательно скажу им правду, но не здесь и не сейчас.
На небе вспыхивает ослепительный зигзаг молнии и мелкий дождь в мгновение ока перерастает в жуткий ливень. А дальше вообще началось что-то неописуемое: ветер поднялся такой сокрушительной силы, что сброшенные со стола салфетки и коктейльные трубочки сущая мелочь — на ногах бы удержаться.
— Скорее в дом! — прикрыв голову разделочной доской, тётя Тамара удивительно проворно для её лет бежит к крыльцу, чвакая бежевыми лодочками в стремительно набирающихся лужах. — Яшенька, — оборачивается, — собери всё со стола. И не забудь смахнуть крошки.
Курт проворно стягивает через голову дядин свитер и сует свёрток мне в руки:
— На, накинь. И беги в дом.
— А ты?
— Помогу несчастному дяде Яше бороться с матриархатом, — игнорируя затекающие за шиворот струи, Рейнхард шустро собирает тарелки в стопку, не забывая по пути урвать намокший кусок ягнёнка.
Не раздумывая, киваю и набрасываю на голову пуловер, успев тем не менее подметить, что мне никогда не шёл болотный. Уже собираюсь было последовать за удирающей мамой под руку с пошатывающейся Викой, как замечаю в углу беседки мирно храпящего деда.
— О, Господи, дедушка! — возвращаюсь обратно и пытаюсь привести в чувства родственника. — Дедушка, дед! — трясу того за грудки, но, судя по винному амбре, тот давно видит десятый сон, и хоть пожар тому, хоть наводнение. — Дедушка, просыпайся же!
— Бесполезно, кто-то славно зажёг со старушкой Бренди, — смахнув с лица капли, Курт извлёк из-под стола опустевшую бутылку. — Надеюсь, ваша бабушка не слишком ревнива?
— Бабушка умерла десять лет назад, — захлёбываясь низвергнутой небесными хлябями сыростью, тщетно пытаюсь приподнять деда с лавки.
— Держи тарелки, — Курт бесцеремонно пихает мне в руки собранную посуду и, приподняв деда с лавки, перекидывает того через плечо. — А теперь побежали!
Стараясь не растянуться в раскисшей траве, пытаюсь угнаться за Гансом, мысленно поражаясь, почему немцы продули войну — такие шустрые.
Толкнув входную дверь ногой, Рейнхард заходит в дом и под причитания мамы аккуратно опускает сонного дедушку в кресло.
— Что с папой? — обеспокоенно подбегает отец и точным движением врача прислоняет два пальца к артерии на шее.
— Не волнуйтесь, с ним всё в порядке, дедуля немного перебрал, — подсказывает Курт, и отец окидывает его раздражённым взглядом:
— Я сам разберусь, врач здесь я и, в отличие от некоторых, я действительно заканчивал медицинский.
— Боже, Олег, вы же мокрый весь с головы до ног! Неровен час — простудитесь! — квохтает тётя Тамара, стягивая с дивана вязанный крючком плед. — Вот, накиньте, а лучше — немедленно под горячий душ! Ульяна, не хочешь составить Олегу компанию? Попасть под дождь в сентябре — это же верный шаг к пневмонии.