Люби меня в темноте

Эшер Миа

Я перехватываю направление своих мыслей и возвращаю их на прежнее место.

— Хочешь есть? — спрашиваю, вытирая руки о полотенце.

Он подходит ко мне, ослабляет галстук.

— Ужасно.

— Хорошо, а то я наготовила на целую армию.

Я смотрю, как Уильям оглядывает меня, стоящую у плиты, мое нарядное платье, фарфоровые тарелки из нашего свадебного сервиза, хрустальную вазу с белыми розами на белом граните стола…

— А где Юэн?

— Он приходил, но я его отпустила. И сама приготовила тебе ужин. — Я выключаю плиту,

подхожу к нему, а когда он меня обнимает, встаю на цыпочки и, запрокинув голову, улыбаюсь. — У нас праздник.

— Вот как? — Уильям чмокает меня в кончик носа, а его руки тем временем ложатся на мои ягодицы, соблазняюще мнут их, прижимая меня всю к его телу. Опустив голову, он покрывает мою шею, а потом и плечо легкими поцелуями, от которых пробуждается плоть, но сердце остается незатронутым и спокойным. — Ты что, беременна, дорогая?

Я, покраснев, кручу головой. С тех пор, как я приехала из Парижа, Уильям берет меня почти каждую ночь. Он расписывает мое тело поцелуями и языком, наполняет меня своим семенем.

— Нет, не потому.

Нуждаясь в пространстве, я ухожу к столу за бутылкой вина. Встав к мужу спиной, делаю глубокий, успокаивающий вдох, а после, придав лицу сдержанное выражение, опять поворачиваюсь к нему.

— Помнишь, я как-то ходила на курсы флористов?

— Смутно, но да. — Уильям выбирает из салата морковку и забрасывает ее себе в рот.

— Знаю, я мало рассказывала о Париже, но там я помогала одному пожилому джентльмену в его магазине цветов. — Я улыбаюсь, вспоминая господина Лемера. — Конечно, я мало понимала, что делала, но мне нравилось иметь какую-то цель. Заниматься каким-нибудь делом. Думаю, этот опыт меня изменил.

— В каком таком смысле?

— Мне бы хотелось тратить свободное время на что-то еще, кроме как ходить в зал, по магазинам и ждать, когда ты придешь с работы домой. Ничего плохого тут нет, и я рада, что у меня есть такой выбор, но подобная жизнь не для меня. — А для той, кем, как я полагала когда-то, мне нужно являться. Глядя на бутылку в руке, я обвожу пальцем приклеенную к ней этикетку. — Я хочу большего. И… в общем, за завтраком Юэн сказал, что у его сестры есть магазинчик цветов. — Я колеблюсь, не зная, как отреагирует Уильям. — Сегодня я туда съездила, и она предложила мне должность помощницы тире ассистента. Ее зовут Мэг, и она очень приятная женщина, а ее магазин…

— Исключено.

Моя рука с бутылкой застывает в воздухе над бокалом.

— Что ты сказал?

Уильям забирает у меня бутылку. Наливает в наши бокалы вина и, осушив свой, добавляет:

— Ты не в Париже. Здесь твое место дома. Подумай, что скажут наши друзья. Как отреагирует моя бабушка. Она и без того полагает, что я даю тебе слишком много свободы.

Не веря своим ушам, я откашливаюсь. Что с ним такое? Ведь до сих пор все шло хорошо. Может, он разыгрывает меня?

— Ты ведь шутишь, да?

— Вообще-то

нет. — Он пожимает плечами. — Кроме того, я не хочу становиться посмешищем, потому что моя жена работает непонятно кем непонятно где.

Нет, он точно шутит. Сейчас, вот сейчас, он запрокинет голову и рассмеется, но секунды перетекают в минуты, и ничего не происходит. Он неотрывно глядит на меня, заставляя чувствовать, будто я попала в ловушку, из которой не убежать.

— Что за первобытные взгляды? Дальше ты скажешь, что моя работа — рожать тебе детей?

Уильям вздыхает и, излучая всем телом безграничное раздражение, проводит по своей золотистой шевелюре рукой.

— Для начала. Но ты даже этого не можешь осилить.

Его слова — словно удар прямо в живот.

— Вот сейчас ты извинишься.

В ответ я получаю жуткую тишину.

Я отступаю назад и смотрю на него с отвращением, с болью, потом отворачиваюсь.

— Этот разговор закончен, Уильям.

— Нет, не закончен.

Он становится рядом со мной, берет за предплечье, не давая сбежать, и моя кожа в тот же момент покрывается мурашками страха.

— Ты куда это?

— Отпусти. — Я пробую вывернуться, но он не дает. — Уильям, мне больно.

— Послушай меня. И очень внимательно. — Он сжимает мой подбородок и заставляет посмотреть на себя. Его взгляд, обычно мягкий и теплый, становится холодным, как лед. — Завтра ты позвонишь этой Мэг и дашь ей отказ.

— С чего вдруг? — Я игнорирую боль от его хватки. Во мне зарождается мятежный огонь. — Я вольна поступать, как хочу, и не нуждаюсь в твоем разрешении.

— Ты моя жена и будешь делать то, что я говорю.

— Нет, не буду. Ты мне не хозяин.

Он дергает меня ближе к себе.

— Не испытывай мое терпение, Валентина.

В его тоне — опасная нотка, от которой по спине начинает бежать холодок. Я смотрю на него и словно вижу впервые. Он выглядит, как мужчина, который взял меня в жены. С которым я все эти годы делила постель. Которого пообещала любить и почитать. Но этот человек с издевкой в глазах, с угрозой в словах, с жестокостью в прикосновениях — пугающий незнакомец. Он не может быть моим Уильямом. И тем не менее это он. Мысль о том, что я, вероятно, совсем не знаю его, потрясает.

— Ты пугаешь меня, — шепчу я, не отворачиваясь.

Он отпускает меня и, пристально наблюдая за мной, наливает себе еще полбокала вина.

Вся дрожа, я хватаюсь за стойку. Он делает пару глотков, потом становится у меня за спиной и берет за плечи. От нежеланного прикосновения по моей коже бежит холодок.

— Прости, дорогая. Был трудный день, и меня занесло. — Он прикладывается к моей шее губами, и я понимаю, что меня может стошнить. — Слушай, я знаю, наверное, со стороны кажется по-другому, но я желаю нам только добра. Черт, ты хочешь цветочную лавку? Так давай я куплю ее, и ты наймешь туда, кого хочешь. А теперь давай обо всем этом забудем и закончим наш ужин.