Люби меня в темноте
Шрифт:
— Вот ты где, моя дорогая, — слышу я голос мужа, а потом чувствую вокруг талии тепло его рук. Он мягко прикладывается к моей шее губами. — Я тебя потерял.
Кое-как взяв себя в руки, я изображаю улыбку.
— Привет… Я была здесь, болтала с Джиджи.
Несколько напряженных секунд он изучает меня, словно знает, что я нагло вру, потом обращается к ней:
— Джиджи, как поживаешь? Давненько не виделись.
— Уильям. — В ее взгляде открытая неприязнь. Она — одна из тех немногих людей, которых не ослепляет идеальная внешность Уильяма.
— Я украду у тебя свою жену на минутку? — Он улыбается
— Созвонимся как-нибудь, ладно? — бросаю я в воздух слова, прежде чем последовать за Уильямом.
— Конечно. У тебя есть мой номер.
Я оглядываюсь через плечо и вижу, как она с морщинкой, залегшей между бровями, поднимает руку и машет, прощаясь со мной.
— Дорогая, все хорошо? — Уильям возвращает мое внимание на себя. Он так близко, что я ощущаю жар его тела. — Ты словно чем-то расстроена.
— Просто слегка нездоровится из-за погоды.
Уильям, остановившись на середине шага, поворачивается ко мне. Накрывает мою щеку ладонью и большим пальцем потирает скулу.
— Хочешь, уедем домой?
В его тоне столько неподдельной заботы, что я, не обдумывая свои действия, поворачиваюсь к его ладони и целую ее. Вот, почему я осталась.
— Нет, не надо. Сейчас все пройдет.
— Моя сильная Вэл. — Он улыбается своей самой неотразимой улыбкой. — Идем. Здесь мои друзья, с которыми я хочу тебя познакомить.
Мы присоединяемся к небольшой группе людей. Некоторых я узнаю, а остальным Уильям меня представляет. Он шутит. Рассказывает анекдоты. Что бы ни исходило из его уст, все взгляды направлены на него. Люди едят у него с ладони. У женщин он вызывает любовь, а у мужчин тайную ненависть и желание быть такими, как он.
Я скольжу взглядом по аристократическим очертаниям его носа, по изгибу чувственных губ, рубленой челюсти и скульптурно вылепленному подбородку. Он завораживает. Он больше, чем жизнь. Он запускает в свои светлые волосы пальцы, и на секунду меня берут в плен воспоминания о том, как ветер трепал их в тот день, когда мы поехали к его бабушке. Мне бы радоваться. Ликовать, что он мой. Но пока я смотрю, как мой муж напыщенно смеется над чей-то шуткой, мне приходится повторять себе… напоминать, что я хочу именно это.
Я повторяю эти слова и буду повторять снова и снова, пока они не впитаются в мою чертову кожу.
Может, тогда я наконец в них поверю.
Глава 26. Себастьен
Бар при гостинице пуст. Здесь только барменша и я. Протирая тряпочкой стойку, она спрашивает, не принести ли мне еще пива, и я поднимаю полупустую бутылку.
— У меня все нормально.
Но так ли это? Черт, я больше не знаю.
Я расколот надвое. На агонию и на гнев. Сначала я мучительно тосковал по Валентине, теперь же проклинаю ее за то, что ушла, и хочу стереть ее отовсюду. Из сердца, из головы. Я говорю себе, что забуду ее, но эти слова — пустой звук. Память о ней — мой спаситель и мой палач.
Мой ад и мой рай.
Я фокусирую взгляд на бутылке в руке, потом поднимаю ее ко рту и отпиваю. До Валентины моя жизнь была бесцельной, но сносной. Терпимой. Однако теперь… Мое тело здесь. Оно выглядит целым. Но внутри — пустота. Уйдя, она забрала с собой все.
Воздух из легких…
Биение сердца…
Там, где раньше был смех, теперь тишина. Где ослепительно сияла надежда, стало темно. Она показала мне, насколько прекрасной может быть жизнь, но, черт побери, не научила, как жить, как дышать без нее. И потому я приветствую онемение и жду, когда черная бездна поглотит меня целиком. В конце концов, однажды я там уже побывал.
Когда пиво в бутылке заканчивается, я прошу барменшу принести мне еще. Я пью, чтобы забыть, но чем сильнее пьянею, тем яснее вспоминаю ее. Тем острее становится боль.
О Валентина… Ну почему и ты, черт побери, ушла от меня?
Когда барменша ставит передо мной новую бутылку и забирает пустую, я поднимаю глаза. Она брюнетка с дружелюбной улыбкой. Симпатичная.
— Merci.
— De rien. — Когда наши взгляды встречаются, она говорит: — Заходит в бар посетитель и, показав бармену на мертвецки пьяного человека, просит: «Мне, пожалуйста, то же самое...».
— Смешно, — говорю я без тени улыбки.
Она пожимает плечом.
— Хотела развеселить вас, но, похоже, не удалось.
— С чего у вас возникло такое желание?
— Вы уже битый час сверлите хмурым взглядом бутылки в руках. Одну за другой. Неудивительно, что люди боятся сюда заходить, — снова шутит она.
— Я здесь уже час? — отзываюсь бесстрастно, замечая впервые, что по ее руке вьется татуировка — цветок орхидеи. Изображение вскрывает меня, точно нож.
— Даже дольше. — Она хмурит лоб. — У вас все хорошо?
Я изображаю улыбку, хотя все мое существо воет от боли.
— Все прекрасно.
— Ну ладно. — В ее взгляде сомнение. — Позовите меня, если захотите что-то еще.
В бар заходит еще один посетитель. Когда он садится в дальнем конце помещения, барменша уходит принять заказ, и внезапно я ощущаю настойчивое желание поговорить с ней. Может, это заставит насмешливый призрак Валентины умолкнуть и даст короткую передышку от того ада, в котором я продолжаю тонуть.
Вернувшись, барменша вежливо улыбается мне, затем вновь принимается методично полировать бокалы.
— Можно задать вам вопрос? — спрашиваю я. Чтобы как-то занять руки, я ковыряю ногтем бутылочную этикетку.
— Да, конечно.
Я упираюсь взглядом в стену разноцветных бутылок у нее за спиной и начинаю шаг за шагом вспоминать события того дня, выискивая момент, когда все полетело к чертям.
Я расстался с Валентиной возле ее квартиры, положив к ее ногам свое сердце и душу. Ей надо было идти на работу, а мне — отвезти кое-какие картины. Вечером мы планировали встретиться. На обратном пути из галереи мне позвонила Софи. Ее няня в последний момент сообщила, что не сможет приехать, и ей было нужно, чтобы я ее выручил и присмотрел за детьми, поскольку она собиралась к врачу. Я согласился. Я и помыслить не мог, что, вернувшись домой, уже не найду Валентину.