Люби меня в темноте
Шрифт:
Уильям, похоже, поверил мне на слово, и я с облегчением выдыхаю.
— Когда мы вернемся домой, я попрошу своего ассистента прислать ей цветы. — Он берет меня за руку, и мы начинаем уходить от квартиры к лифту.
***
Глядя в окошко на расплывающиеся пятна машин, я вспоминаю о подаренной Себастьеном картине. Отчаяние вызывает желание вернуться за ней, но уже слишком поздно. И тогда я наклоняюсь вперед и спрашиваю у Пьера, не сможет ли он зайти завтра в квартиру, забрать оттуда картину
— Конечно.
— Огромное спасибо, — говорю я, ощутив взрыв благодарности к Пьеру. — О цене не волнуйтесь. Я переведу, сколько понадобится, на ваш счет.
Он кивает и останавливается на красном сигнале светофора.
Тут я вспоминаю о господине Лемере, и меня окатывает новой волной чувства вины.
Я бросаю взгляд на сидящего слева Уильяма. Он разговаривает по телефону с пилотом, обсуждает детали нашего перелета.
— Пьер, я хочу попросить вас об еще одном одолжении, — тихо говорю я, подавшись вперед.
— Oui, madame.
— Можете заехать к господину Лемеру, извиниться перед ним за меня и объяснить, что мне пришлось уехать домой?
Пьер кивает, и я даю ему адрес цветочного магазина.
— Вы не вернетесь в Париж? — спрашивает он. Наши глаза встречаются в зеркале заднего вида.
Оцепенение. Немота. Пустота.
— Нет, Пьер, — качаю я головой. — Думаю, не вернусь.
Глава 24
Когда шасси самолета касаются взлетно-посадочной полосы аэропорта Уэстчестера, солнце уже два часа как взошло. Я откидываюсь в кожаном кресле и закрываю глаза, эмоционально опустошенная, словно вернулась с войны. Но пришел новый день — и новый шанс начать все сначала. Поэтому я беру себя в руки и запираю всю боль, все обиды, Себастьена, Париж в самом дальнем и глубоком уголке своего разума.
Пока джет ведут к терминалу, я концентрируюсь на мокром асфальте, который покрывают радужные пятна бензина. Наконец самолет останавливается, и жизнерадостный голос пилота, объявляющий о том, что мы прибыли, выводит меня из транса.
Уильям целует меня в лоб.
— Дорогая, вот мы и дома.
Я киваю и, проглотив комок в горле, заставляю себя посмотреть на него.
— Да.
За мое отсутствие наш дом остался нетронутым. Меня встречают те же картины на стенах. Те же большие колонны по краям ведущего к лестнице холла. Знакомые запахи дерева и лимона. Все точно, как раньше, и в то же время совершенно не так.
Пока Уильям помогает мне снять пальто, я обвожу взглядом холл. Кажется, будто в последний раз я была здесь целую вечность назад. Когда его пальцы задевают мою шею, по моей спине бежит дрожь. Я сглатываю и на секунду закрываю глаза.
Вдали от Парижа стало труднее не обращать внимание на реальность. Теперь каждый наш жест, каждая фраза — нерешительны. Тщательно взвешены. Осторожны. Вспомни все, что нас связывает. Мы ведь любили друг друга. И продолжаем
— Вэл… — шепчет он и, остановившись у меня за спиной, бережно обхватывает пальцами мои плечи.
Жар его рук проникает под кожу, и я делаю прерывистый вдох. Где-то внутри меня, глубоко-глубоко, есть дом, построенный на наших с ним жизнях. Со стенами, сделанными из наших воспоминаний, из надежд и любви, из боли, красоты и страданий. Я слышу, как Уильям стучит в его закрытые двери, умоляя впустить его внутрь.
Я колеблюсь, и Уильям чувствует это.
Он мягко разворачивает меня. Я всматриваюсь в его лицо. Он Уильям, мой муж. Но мое вероломное сердце продолжает молчать.
Отпустив меня, он нежно берет мои щеки в ладони. Я накрываю его руки своими.
— Во время разлуки… — Уильям наклоняется и целует мои брови, скулы, мой рот. С каждым его прикосновением дверь сотрясается, фундамент дрожит. — Я думал, что потерял тебя навсегда. Я потерял способность дышать. Моя жизнь… — Его голос надламывается, ласки становятся более отчаянными, более собственническими. — Без тебя в ней нет смысла.
И тогда я задаю тот вопрос, который обещала себе не задавать, потому что он может открыть ящик Пандоры. Но мне нужно знать. Нужно услышать ответ от него самого.
— Почему ты так долго не приезжал?
Уильям делает вдох. В его глазах на мгновение вспыхивает колебание.
— Я собирался, но ты попросила дать тебе время, и я подумал, что после всей боли, причиненной тебе, обязан как минимум проявить к твоим желаниям уважение. Не самый умный поступок с моей стороны, но я не знал, что еще сделать. — Он берет меня за руку. — Вэл, мне было дьявольски больно. Но я получил бесценный урок.
Его объятья становятся крепче. И мне, пока я смотрю на неприкрытую боль в его взгляде, хочется ударить себя, пустить себе кровь. Он страдает из-за меня. Чувство вины за то, что я сделала, превращается в крест на плечах, который тянет к земле.
— Мне потребовалось чуть не потерять тебя, чтобы осознать, как сильно я нуждаюсь в тебе. Как сильно люблю. — Он подносит мою руку к губам, целует ее. — Бывали дни, когда я приказывал себе послать твою просьбу дать время к чертям, полететь к тебе и умолять вернуться назад. Но я так боялся.
— Чего именно?
— Что ты построила жизнь без меня. Да, ты имела на то полное право, но я бы умер, если б узнал, если б увидел, что больше не нужен тебе. Что ты счастлива без меня… — Он на мгновение закрывает глаза. — День за днем я все ждал, ждал и ждал, пока однажды не понял, что должен увидеть тебя.
Я утопаю в раскаянии, потому что именно этим и занималась — строила жизнь без него. В Париже, пока я была опьянена Себастьеном и заманчивой неизвестностью, думать, что я смогу уйти от Уильяма, было проще. Болезненные воспоминания сгладились. Уныние и скука ушли. Внезапно жизнь снова стала прекрасной. Все было новым. Волнующим. Ярким. И простым, очень простым.