Люби меня в темноте
Шрифт:
— Нет… остановись… я не могу… — Я отталкиваю его, но продолжаю держать за рубашку, боясь отпустить. — Только не так.
Он чертыхается и поднимает глаза, в которых горит, обжигая, голод и страсть. Начнись в квартире пожар, я бы его не заметила. Застывшая, онемевшая, я еле держусь на ногах, пока из груди Себастьена вырываются короткие вздохи.
Утопая в эмоциях и чувстве вины, я хватаюсь за его плечи.
— Я хочу, чтобы у нас было все, — тяжело дыша, говорю я. — Но я не могу поступить так со своим
— Мне плевать на него. — Он берет мою руку и кладет ее на свое сердце. — Чувствуешь? По-твоему, это неправильно? — Обхватив мою голову, он притягивает меня к себе и целует. Страстно. Отнимая дыхание. — А это? Лично я, моя милая совушка, уже очень давно не испытывал ничего до такой степени правильного.
Я качаю головой, не в силах выговорить ни единого связного слова. Моя совесть расходится с сердцем. Я беру его за запястье, целую ладонь.
— Я не могу. Пойми меня, умоляю.
— Почему, Валентина? Ведь здесь, с тобой, я, а не он.
— Я знаю, прекрасный мой человек. — Но я не могу начать что-то с тобой, пока я… — Я замужем. Если я сейчас не сдержусь, то стану ничем не лучше его. А ты заслуживаешь лучшего, Себастьен.
Я чувствую себя так, словно стою на перепутье с одной ногой в настоящем, а другой в будущем. Одна дорога ведет к Уильяму и привычной мне жизни. Другая — к Себастьену и в неизвестность. Я знаю, какую дорогу мне хочется выбрать, но не могу окончательно повернуться спиной ко второй. Сначала ее нужно закрыть.
— Тогда как ты назовешь происходящее между нами?
— Я не знаю… сном?
— Но для меня это не гребаный сон, Валентина, — говорит он с болью в глазах. — Бога ради, я влюбляюсь в тебя. — Он пробует отступить назад. — Я больше так не могу.
— Извини меня. — Отпустив его руку, я в отчаянии обнимаю его, словно пытаясь впитать в себя. — Я со всем разберусь, и все станет правильно. Честное слово.
— Я не могу. Отпусти меня, Валентина. — Он трясет головой. — Если я не уйду прямо сейчас, то снова поцелую тебя и вряд ли сумею остановиться. Я буду целовать тебя до тех пор, пока ты не окажешься подо мной с моим членом внутри.
Себастьен отталкивает меня и выходит. Хлопает дверь. Секунду я неподвижно стою, пытаясь себя успокоить, потом опускаю глаза и вижу, в каком состоянии мое платье. Дрожа, я обнимаю себя. По моему лицу текут слезы. Мне бы хотелось знать, что их вызвало, но в моей голове, в моем сердце полный бардак. Я плачу, потому что вопреки всему счастлива. Я плачу, потому что влюблена в человека, который не является моим мужем. Я плачу, потому что мой муж не заслуживает, чтобы я его предала.
Глава 20. Уильям
День начинается, как всегда. Как обычно. Никаких изменений. Я встаю в пять утра. Ухожу на пробежку. В шесть пятнадцать возвращаюсь домой. Иду в душ. Надеваю серый костюм, белую, безукоризненно отглаженную рубашку, красный галстук в полоску. Все, как и должно быть. Идеально. Монотонно. Просчитано до мелочей.
Все это чертов обман.
Моя жизнь сейчас — сплошной хаос, порожденный моей глупой, слабой женой. Из-за нее я могу лишиться всего. Но у меня есть план. План, который в момент заставит ее вернуться ко мне.
Роковой недостаток моей жены заключается в том, что она слишком заботится, слишком любит, слишком быстро прощает. Она всегда ставит потребности и нужды других выше своих. Если у меня остыл кофе, она заваривает другой, чтобы я пил горячий и свежий. Если выдался плохой день — немедленно спрашивает, чем может помочь. Я изменил ей, но она так сильно любила меня, что осталась. Поэтому, если внушить ей, что без нее я ничто, что разлука с ней меня убивает, то она вернется назад с поджатым хвостом, переживая, что причинила мне боль.
Вот так. Легко и просто.
Я пропускаю завтрак, который приготовил Юэн, мой повар, выбегаю за дверь и сажусь в машину. По дороге к Гвинет звоню Мередит и приказываю отменить все свои встречи.
Приехав к дому Гвинет, я захожу, не утруждаясь звонком, и отправляюсь на поиски своей сводной сестры. Она живет в одном из тех омерзительных особняков, показушная роскошь которых напрочь перебивает изящество. Ее заводит тот факт, что большинство людей завидует ее красоте и богатству. Чужая ненависть приносит ей счастье. Никогда не понимал этого.
Проходя по коридору, увешанному вычурными картинами, я натыкаюсь на горничную. Симпатичную, юную штучку. При виде меня она вспыхивает и, выронив щетку для обметания пыли, заикаясь, просит прощения. Я оглядываю ее. Порозовевшие щеки, расширенные зрачки, сбившееся дыхание — она хочет меня, и если б не настоятельная необходимость пообщаться с сетрой, я дал бы ее сладкому телу шанс. Уверен, отыметь ее было бы очень приятно.
Улыбнувшись своей самой обаятельной улыбкой, я спрашиваю ее о Гвинет.
Она, словно не поняв вопроса, часто моргает. Потом откашливается, делает вдох и сообщает о местонахождении моей сводной сестры. Она еще в спальне. Кто бы сомневался. Гвинет свято верит в то, что до одиннадцати подниматься с постели нельзя.
— А ее муж? — спрашиваю я, снимая несуществующую ниточку с рукава пиджака.
— Он недавно уехал, сэр.
Потрепав ее по щеке, я говорю, что она хорошая девочка, и отсылаю прочь. Пока она убегает, я смотрю на ее упругую задницу, упакованную в тесную синюю униформу, которую по приказу сестры носит прислуга. Да, жаль…