Люби меня в темноте
Шрифт:
Она склоняет голову набок, отчего ее светлые волосы падают на плечо.
— Вернулась твоя жена?
Я качаю головой, и внутри снова просыпается гнев, который утих, когда я пришел сюда.
— Лоретта поставила мне ультиматум.
— Да? — Она выгибает бровь. — И какой?
— Не забивай этим свою хорошенькую головку. У меня все под контролем. Иди сюда.
Она бросает полотенце на пол и садится верхом ко мне на колени, а я провожу рукой по отпечаткам своих пальцев на ее шее. Мои чувства омывает садистское удовольствие.
— Я сделал тебе больно?
Брук качает головой.
— Знаешь, ты такой извращенный
Я криво усмехаюсь. Потом вспоминаю предупреждение бабки и снова мрачнею.
— Мне будет не хватать этого. — Я веду костяшками пальцев по ее грудям, по животу и вниз, к ее горячей, влажной промежности.
Она, закрыв глаза, стонет, когда я раскрываю ее и большим пальцем поглаживаю ее клитор. Ее руки ложатся на мои плечи, и она начинает втираться в меня.
— Прозвучало так, словно все кончено… — выдыхает она, когда я вталкиваю в нее сразу четыре пальца. — Что ты планируешь сделать?
Вместо ответа я целую ее.
Глава 18. Себастьен
Ты моя полуночная мысль и мое желание в 22:22.
Воздух сладко пахнет травой, на безоблачном небе светит теплое, яркое солнце. Я стою на веранде и наблюдаю за женщиной, которая, смеясь, убегает от стайки детей. Ее буйные кудри развеваются за спиной, голову украшает сбившаяся набок корона из одуванчиков. Она одета в летнее платье, которое больше подходит для пляжа, чем для дипломатического приема в шато в предместье Парижа, но даже если б на ней был холщовый мешок, вам было бы наплевать. Вы бы все равно не смогли оторвать от нее глаз. И не потому, что она здесь самая эффектная женщина. На приеме присутствуют женщины с более классическими чертами лица. Но им всем до нее далеко. Она напоминает мне море — своей неукротимостью, непредсказуемостью, удивительной красотой.
Валентина оглядывается на меня — с сияющими глазами, с румянцем, разлившимся на щеках — и энергично машет рукой, после чего маленькие сорванцы ловят ее. Я засовываю руки в карманы брюк и смеюсь. Даже дети не смогли перед ней устоять.
— Так приятно вновь это слышать…
Увлеченный сценкой, которая разворачивается передо мной, я не сразу замечаю, что рядом встала Софи. Оторвав взгляд от Валентины, я фокусируюсь на кузине. Многие говорят, что в ней сосредоточена красота нашей семьи, и не согласиться я не могу.
— Что слышать?
— Твой смех.
Я киваю.
— Здесь столько детей.
— О, ты же знаешь Джека. Он всегда приглашает всех, кто хоть как-то связан с посольством. — Она рассматривает Валентину. — Она, похоже, очень понравилась им. — Софи поднимает бокал с шампанским к губам, делает глоток. — Будь осторожнее, Себастьен.
— О чем ты? — Я хмурюсь. Мне не нравится направление, в которое сворачивает наш разговор. — Между нами ничего нет.
— Пока что, — добавляет она, краешком глаза наблюдая за мной. — Себс, послушай. Мне тоже очень нравится Валентина, и я правда считаю, что она — идеальная женщина для тебя. Ее единственный недостаток в том, что она замужем.
— Знаю.
— Дружок, ты думаешь, будто знаешь, но ты никогда не был женат. Тебе не стереть годы, которые они провели вместе. Как только ты попытаешься заставить ее сделать выбор между тобой и мужем, ты потеряешь ее. — Она делает паузу, выбирая следующие слова. — Ты же понимаешь, что это может перейти в новую черную полосу.
Неделю назад Софи и Джек приходили в мою квартиру на ужин. Там была Валентина. Беседа текла свободно, как и вино. Бокал превратился в пять или восемь бутылок, и, не успел я опомниться, как Валентина начала рассказывать о своем браке. Она больше не злилась. И даже не обвиняла Уильяма. Казалось, она наконец примирилась с тем, что осталось от ее брака. И ублюдок во мне был счастлив.
— Ее муж не заслуживает ее.
— Это не тебе решать. — Она похлопывает меня по груди. — Будь умнее. И еще дальше не заходи.
Покачав головой, я накрываю ее руку своей.
— Вряд ли я смогу от нее отказаться.
— Ты хотя бы пытался?
— Не пытался и не хочу.
— Тогда, красавчик, у тебя большие проблемы. Просто помни, что она еще не разобралась со своим мужем.
Мои глаза заволакивает багровая ревность.
— И что, черт побери, это значит?
— Ты сам знаешь, что. Все закончится только когда закончится, и не раньше. — Она ласково касается моей щеки, а потом уходит к гостям.
Растревоженный предупреждением Софи, я отправляюсь на поиски Валентины. Тяга к ней разъедает меня изнутри. Наконец я замечаю ее на траве — она сидит среди детей, держа на коленях малыша-Джека — и опять успокаиваюсь. К дьяволу ее муженька. Если бы он любил ее по-настоящему, то приехал бы сюда на следующий день. Будь Валентина моей, то, чтобы быть с ней, я бы сдвинул землю и небо. Потому что, когда ты наконец-то находишь то, ради чего стоит жить, ты сражаешься за это до последнего вздоха.
Пока я иду к месту, где сидит Валентина, гнев и страх постепенно рассеиваются. Ответа на вопрос, как быть с ее браком, у меня нет — он может быть лишь у нее, — но мы с ним разберемся. Она не замечает, что я подошел, и тогда я прислоняюсь плечом к дереву неподалеку и, любуясь ее, слушаю ее нежный голос. Под порывами легкого ветра ткань платья льнет к ее телу, охватывая его словно вторая кожа.
— Давным-давно жил-был король, в королевстве которого стояла вечная ночь. Дети росли, не зная, как выглядит солнце или рассвет. Поговаривали, что, когда король был не в духе, начинался дождь и поднимался ветер, причем такой сильный и злой, что трещали дома.
— Он страшный, — произносит маленький мальчик и обхватывает себя за плечи.
— Он не был страшным, Тобиас, — улыбается Валентина. — Просто он был одинок и потому постоянно хмурился и ворчал.
— Прямо как папа, — хихикая, говорит Джек.
Валентина смеется, и ее смех для меня — словно чертова музыка.
— В общем, короля все боялись. И жители его собственного королевства, и правители соседних земель. Его считали безжалостным и бесчувственным.
— А как он выглядел?
— Хм. — Она похлопывает пальцем по подбородку, придумывая ответ.
— Как медведь! — заявляет Джек.
— Как лошадь? — застенчиво спрашивает какая-то девочка.
— Да! Какие вы оба умные. — Валентина одобрительно улыбается детям, и Джек с гордостью расправляет плечи. Оглядев свою завороженную аудиторию, она понижает голос. — Ходили слухи, что у него лицо медведя, а тело лошади. Подданные боялись контактировать с ним, потому что думали, что он превратит их в камень, и потому король жил в полном уединении в своем большом замке на вершине огромной горы.