Люби меня
Шрифт:
Будет ли там Соня? Раньше приходила.
Надеюсь ли я, что появится и в этот раз? Нет.
Блядь…
Да.
– Будете?
На лице матери мелькает сдержанная, но определенно довольная улыбка, которая и дает мне уверенность: она, черт возьми, в курсе того, что у нас разлад.
– Мне пора, – давлю я и поднимаюсь.
Выхожу из дома спокойно. Но сердце уже принимается намахивать, как ты ни тормози его. Меня бросает то в жар, то в холод. Мигом становлюсь мокрым, словно не на тренировку еду, а уже с нее,
Говорю себе, что дело вообще не в Богдановой. Говорю, что волнует исключительно то, чтобы от меня отъебались старики. Говорю, что к концу месяца забуду все.
И делаю еще одну зашкварную хрень. Очередную «первую» в своей жизни распечатываю – заказываю и отправляю девчонке букет. А раз уж я рухнул настолько низко, решаю, что он должен быть настолько впечатляющим, чтобы даже в доставке камикадзе Георгиева запомнили.
Длинные красные розы. Сто восемьдесят одна штука.
И я ни за что, блядь, не признаюсь, чем обусловлено именно это количество.
Долго думаю, что написать в записке. Я не мастак по красивым словам. Черт возьми, да я ни по каким не мастак. Зачем они нужны, если обычно все решается действиями?
«Приходи на игру. Будь в моей команде...»
Это просто часть плана. Ничему не противоречит. Ни о каких долбаных чувствах не свидетельствует. Я не околдован. Даже о сексе больше с ней говорить не стану. Чисто рабочий вариант: мне все-таки нужно, чтобы она помелькала рядом.
Дело сделано. Остается спокойно дождаться результата.
Спокойно, блядь… Ага.
Всю тренировку об этом думаю. Представляю, как Богданова отреагирует, и дыхание в груди стопорится. По коже мороз летит. Поджилки трясутся. Знал бы кто из пацанов, которых сегодня яростнее обычного трамбую, что в моей душе творится, долго бы надрывали животы.
– Прокурор, ты, блядь, потерялся? Это, сука, тренировка! Не Еврокубок! Сбавь обороты!
Я это гребаное прозвище терпеть не могу. Только за него Тоха и получает очередного с локтя. А вовсе не потому, что осмелился подчеркнуть мое агрессивное состояние.
Из нашей пятерки Шатохин, конечно, ближе всех. Но и бесит чаще всего именно он. Ушлая гнида. Умеет пробивать в самый центр. И я сейчас не его выдающиеся «трехочковые» имею в виду. Тоха просто всегда чувствует, когда ты дестабилизирован, и чаще всего попадает в самую суть адского воспаления. Снайпер, блядь.
Остаток тренировки избегаю его, чтобы лишний раз не светиться.
А после… Несусь в раздевалку, как ни приказываю себе тормознуть.
Подхватываю трубу и… Да, мать вашу! Входящие от нее!
Сонечка Солнышко: Привет.
Сонечка Солнышко: Спасибо. Букет очень красивый.
Сонечка Солнышко: Что значит быть в твоей команде?
Пока нутро загорается
Александр Георгиев: Ты походу ошиблась адресатом. Я ничего не отправлял.
Осознаю, безусловно, что веду себя не просто как рогатый принц… Блядь, уникальный долбоеб. Но иначе я не могу. Все сворачивает и выносит изнанкой наружу, заставляя меня тупо задыхаться от надрыва оставшихся эмоций.
Сонечка Солнышко: Отправлял. Больше некому.
То, что больше некому – это, несомненно, хорошо. Охрененно хорошо.
Но я все равно не могу вот так просто проглотить свое достоинство. Наверное, потому что оно у меня охуеть какое большое. Ну и зарвавшееся. Признаю. Попуститься не получается.
Александр Георгиев: Ха-ха.
Александр Георгиев: Ага.
Сонечка Солнышко: Саша… Ответь на мой вопрос. Что за команда?
Мне, блядь, всухую признаться, что я о ней вроде как мечтаю?
Это странно. Бред. Позорняк. Унылое говно.
Да я скорее сдохну!
Александр Георгиев: Придешь?
Набиваю и гашу экран. Откидываюсь назад, чтобы впечатать в стену затылок и перевести дух.
Руки дрожат. Блядь, да не только руки. Сука, я ли это?
Слишком далеко с этой всей херью шагнул.
Что, если результата не будет? Что, если не оценит? Что, если снова пошлет?
О чем я, черт возьми, вообще думал?
Не должен за ней бегать. Не должен стараться. Не должен позволять эмоциям брать верх над рассудком!
Сижу на скамейке полностью одетый, в то время когда остальные уже сверкают голыми задницами в сторону душевой. Сижу и задыхаюсь, пока не прилетает ответ.
Сонечка Солнышко: Приду, если объяснишь, что подразумевал в записке... Что за команда?
У всех ведь случаются минуты слабости, да? Ну, когда ты отключаешь мозг, чтобы он не мешал тебе выкинуть какую-то очевидную дурь? Надеюсь, да. Потому что я задерживаю дыхание и набиваю лютый чес.
Александр Георгиев: Команда – это ты и я. Условия и правила те же. Но я обещаю фильтровать базар, не звереть и не наглеть слишком сильно. Ты со мной?
Сонечка Солнышко: Хорошо. Я приду.
Она выполняет свое обещание. И я сталкиваюсь с новой проблемой. Меня, блядь, всю игру колбасит. Не могу не думать о том, что будет, когда Соня снова рядом окажется.
Каким образом я собираюсь с ней контактировать, если меня на расстоянии «глаза в глаза» на куски рвет? Если на одном лишь предвкушении все цепи слетают? Если я в тотальном ужасе от всех своих ощущений?