Любимая девушка знахаря
Шрифт:
Словом, так или иначе, а попался я как кур в ощип. Сколько раз пробовал цепку разломать, бил по ней заступом – ну никак! Где он только такую крепкую нашел... Главное дело ведь, не больно-то постучишь по ней. Земля мягкая, цепь в нее уходит, в одну и ту же клепку раз попадешь, раз нет, а еще стеречься приходится, чтобы Тимка не увидел, чем я занимаюсь... Нет, нет, погибну я здесь, погибну! Он меня живым не выпустит, как только узнает, что я мешок нашел.
Ах, если бы Маруська была на моей стороне! Если бы помогла мне!
А может, она еще и будет на моей стороне? Тимка пока что не более чем отменный жеребец, а в карманах у него пусто. Долго ли ей нужно будет только на грязных нарах с ним барахтаться? Если она в свою мать уродилась, то девка должна быть сообразительная, хозяйственная и решительная. Крестьянская кровь свое возьмет. Маруся должна понимать, что, если разживется хорошими деньгами, какого хочешь человека себе найдет, покрепче Тимки, понадежней. Ее нужно проверить, вот что! Нужно ее испытать хорошим искушением. И я, кажется, знаю, как это сделать достаточно безопасно...
– Вот блин! – охнула Алёна, которая только сейчас поняла, что ее обвели вокруг пальца наипростейшим способом. Ну просто как девочку! Игра ведь имеет смысл только в том случае, если числа не называют, а оба игрока разом выбрасывают пальцы, а потом подсчитывают, какое число вышло. Сейчас же Понтий заведомо оказался в выигрышном положении. Услышал «десять» и назвал любое число, с которым сумма вышла бы четной. Нет, ну в самом деле, как тут не воскликнуть – блин!
– Какой у нынешних кикимор интересный словарный запас, – самым невинным голосом пробормотал Понтий. – И все же ты проиграла, дорогая сила нечистая. Деньги на бочку... в смысле выкладывай свои секреты!
Конечно, наша героиня была еще та лиса прелукавая, и, сказать по правде, нарушенным ею клятвам и обещаниям просто-таки несть числа... Но порою страсть к порядочности вдруг пронзала ее до самых печенок и властно подчиняла себе. Причем, как правило, в совершенно неподходящие минуты. То же самое случилось сейчас, и Алёна, глубоко вздохнув, начала:
– Ежели наша сестра-кикимора в курятнике начнет озоровать, следует повесить там «куриного бога». Еще можно...
– Нет, так дело не пойдет! – возмущенно перебил Понтий. – Ты толком говори, а то начались загадки для «Клуба знатоков»... Откуда мне знать, что за «куриный бог» такой? Петух, что ли? Но почему его нужно повесить? И где?
– «Куриный бог», чтоб ты знал, – высокомерно сообщила Алёна, – это камень с природной сквозной дыркой. Чему вас только в школах учат, что вы таких элементарных вещей не знаете?! Также вместо «куриного бога» вполне сгодится отбитое горлышко кувшина.
– И все, что ли? – подозрительно спросил Понтий. – Нет уж, не верю, как говорил товарищ Станиславский! Выкладывай все способы!
– Сколь я помню... – начала было Алёна, но осеклась, поймав буквально на кончике языка уже готовые сорваться слова и запихав их обратно в гортань (или где они там гнездятся, прежде чем быть произнесенными). Штука в том, что она собиралась сказать следующее: «Сколь я помню, Станиславский изрек свое, ставшее потом расхожим, выражение задолго до октября 17-го года, а потому едва ли правомерно называть его товарищем».
Эх и позабавила бы кикимора Понтия таким проявлением эрудиции!
– Что ты помнишь? – удивился Понтий ее внезапному молчанию.
– Да так, ничего особенно, – уклончиво проговорила Алёна. – Давай лучше о средствах избавления от кикимор.
– Давай! – воодушевился Понтий.
– Ну что тебе сказать... – протянула Алёна. – Избавиться от нас, кикимор, можно с помощью верблюжьей шерсти, подложенной под шесток с приговором: «Ах ты, гой-еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее!» Можно все в избе перемыть настойкой горького корня папоротника: наша сестра-кикимора его очень любит и за угождение запросто способна на широкий жест – всех оставить в покое. Но самое лучшее и надежное – призвать на Герасима-грачевника...
– На кого? – изумился Понтий. – Что еще такое?
– День Герасима-грачевника празднуют 17 марта, – снисходительно сообщила Алёна. – Так вот, в этот день надо позвать знахаря, чтобы он особыми, потайными заговорами изгнал непрошеную гостейку-кикимору через печную трубу!
– Ну а дальше? – торопил Понтий.
«А дальше было раньше», – вспомнила Алёна фразочку из анекдота, который почему-то был ужасно популярен в годы ее юности, но вслух сказала:
– Уже все. Какое может быть дальше? Я тебе все рассказала. Других средств не имеется.
– Врешь, наверное? – угрюмо предположил Понтий, и Алёна обиженно произнесла:
– Наверное, по себе о других судишь, смертный? В том-то и дело, что мало есть средств от нас, от кикимор, избавиться. А ты полагал, я тебе сейчас скажу какое-то заклинание, ты его произнесешь, и я на счет «три» отсюда исчезну? Ну, знаешь, тогда ты еще глупей, чем кажешься.
– Вот как? – ледяным тоном вымолвил Понтий. – Что ж, значит, я глуп. Примем это как данность. Ты мне только вот еще что скажи: как вы размножаетесь, кикиморы? Насчет красных девушек и огненных змеев я все понял. А естественным путем? У вас вообще секс есть? Нет-нет, – торопливо оговорился он, и Алёна поняла, что будь у Понтия свободны руки, он непременно замахал бы ими, – ты не подумай, я так, умозрительно... вообще, из любви к знаниям. Понимаешь?
– В том смысле, что тебе до меня, до кикиморы, и дотронуться противно? – хихикнула Алёна. – Успокойся, ты тоже не в моем вкусе.
И вдруг она вспомнила его ясные глаза, и соломенные кудри, и широченную грудь, и «фенечки» в волосах, и серьгу в носу... Нелепый, конечно, но почему-то жутко привлекательный, возбуждающий вид. Стоп! Спокойствие, только спокойствие!
– Да? – обиделся Понтий. – А откуда ты знаешь, каков я? Моя голова наверху, рядом с тобой только ноги, как я понимаю, болтаются.
– Ты что, думаешь, для нас, кикимор, существуют такие мелочи, как земляная толща? – фыркнула Алёна. – Я вижу сквозь своды подвала и дурацкие бусинки в твоей бороде, и колечко в носу... Ну и мода у вас, у людей, нынче пошла!
– И не говори, – хохотнул Понтий. – Мода нынче такая пошла, что я и сам ужасаюсь, когда на себя в зеркало смотрю. Но ты не отвлекайся от темы. Или скажешь, что у вас, кикимор, как в Советском Союзе, секса нет?
– Отчего же, – сдержанно ответила Алёна. – Все у нас есть, все как у людей. На святки кикиморы рожают детей. Наши младенчики вылетают в трубу на улицу, где и живут до Крещенья. То есть до 19 января, – уточнила она, словно сделала сноску. – Называются они «шуликуны».