Любимая невеста

Джеймс М. Р.

— Мы справимся с этим, — твердо говорю я ему. — Оставайся со своей женой. — Я бросаю взгляд на Катерину и Сашу. — Вы хотите пойти с ним? — Вам не нужно оставаться и смотреть, что я собираюсь делать. Это не будет… приятным.

Катерина и Саша смотрят на Алексея почти в унисон, и выражения на их лицах были бы пугающими, если бы они были направлены на меня. Я никогда не видел такой злобной ненависти на лице ни одной женщины, любой женщины, и чувство болезненного страха скручивает мой желудок.

— Нет, — говорит Катерина твердым и холодным голосом. — Я хочу остаться.

Саша поднимает подбородок, ее глаза встречаются с моими без намека на сдержанность.

— Я тоже так думаю.

— Тогда очень хорошо. — Я бросаю взгляд в сторону двери, где Лука выносит Софию в сопровождении нескольких мужчин, которых мы привели для прикрытия, для защиты. — Где Ана? Вы сказали, что Аника и Елена наверху, она тоже там?

Выражение лица Катерины мгновенно меняется на выражение такой скорби, а в глазах Саши появляются слезы, и я знаю ответ.

— Ее продали? — Мой голос напряжен, ярость, которую я на мгновение подавил, когда пошел к своей жене, снова становится горячей и свирепой. — Кому?

— Я мало что знаю, — тихо говорит Катерина. — Он говорил по-французски, с чем-то похожим на местный акцент, и одет очень вызывающе. На нем был бархатный костюм. Он, похоже, был своего рода коллекционером, он смотрел на Ану… по-другому. — Она хмурится. — Я не знаю, как точно это объяснить. Это не было развратно. Казалось, что он мог бы купить бесценный антиквариат или произведение искусства так же легко, как человеческое существо.

— Дерьмо, — ругается Лиам. — Ты, должно быть, прикалываешься надо мной. Сколько времени прошло, прежде чем мы добрались сюда?

Выражение лица Катерины выходит за рамки убитого горем.

— Может быть, полчаса, — тихо шепчет она. — Не более того.

— Черт! — Лиам снова ругается, потирая рот рукой. — Мария, Иисус и Иосиф, я найду ее, даже если это будет последнее, что я, блядь, сделаю… — Он расхаживает по комнате, его руки сжаты в кулаки, когда он резко поворачивается к Алексею. Прежде чем я успеваю что-либо сказать или даже догадаться о том, что он собирается сделать, он переходит на сцену, где Левин в два больших шага усаживает Алексея с гримасой чистой ярости на лице.

— Гребаный кусок дерьма! — Лиам рычит, хватая левой рукой прядь волос Алексея и дергая его голову назад, нанося удар правой прямо мужчине в нос. — Ты не заслуживаешь быстрой смерти, ты, гребаный…

— И он ее не получи, — коротко говорю я, направляясь к ним и прерывая Лиама, прежде чем он сможет нанести еще один удар.

Алексей плюет в меня, гримасничая, и я наотмашь бью его по лицу, достаточно сильно, чтобы рассечь ему губу. Он отшатывается назад, и Левин хватает его за плечо, толкая вперед, чтобы нанести следующий удар, мой кулак врезается ему в челюсть.

— Ты заплатишь за то, что сделал с моей семьей, — холодно говорю я ему сквозь стиснутые зубы. — Ты думал, в своем высокомерии, что можешь забрать то, что принадлежит мне. Ты был неправ. И теперь ты проживешь достаточно долго, чтобы пожалеть об этом.

— Я к ним не прикасался, — рычит Алексей, прищурившись на меня. — Ты можешь сколько угодно наказывать меня за предательство, Медведь, но я не трогал пизду твоей жены или других девочек…

— Он лжет. — Катерина делает шаг вперед, ее лицо очень бледное, но подбородок вызывающе поднят, когда она злобно смотрит на Алексея. — Он силой затащил меня в свою постель в первую ночь, когда мы были здесь, заставил меня опуститься перед ним на колени, а затем трахнул меня. И это был не единственный раз. — Ее голос слегка дрожит, но она не останавливается, ее руки сжаты в кулаки по бокам. — Он изнасиловал меня, — говорит она четко и холодно, слова звенят между нами. — Он угрожал нашим детям, пытался продать их людям, которые сделали бы то же самое. Я хочу, чтобы ему было больно за это. Я хочу, чтобы он истекал кровью.

— Он избил меня. — Саша встает рядом с Катериной, ее взгляд такой же злобный, как и у Алексея. — Он подвесил меня с завязанными глазами к потолку и бил ремнем до тех пор, пока я почти не могла ходить. Ану тоже. Он сделал это, чтобы наказать Катерину, потому что она напала на него, когда он напугал Анику и попытался дотронуться до нее.

Это даже не та раскаленная докрасна ярость, которую я чувствую сейчас, когда перевариваю то, что говорят моя жена и Саша. Я вижу, как Лиам напрягается рядом со мной, его руки сжимаются в кулаки, когда он качается вперед, каждая линия его тела кричит о том, что он хочет избить Алексея до кровавого состояния. Но у меня другие планы на этого мужчину, и Лиам это знает.

Гнев, который я чувствую сейчас, холодный, пробирающий меня до костей от мертвой уверенности, что я разорву этого человека на части, кусочек за кусочком, пока он не заплатит в десятикратном размере за то, что он сделал. И я не буду чувствовать вины или сожаления.

Он этого заслуживает.

— Левин, — спокойно говорю я, бросая взгляд на мою правую руку, которой я доверяю больше всего на свете. — У тебя есть инструменты?

Левин кивает.

— Конечно, Медведь. Как и просил. — Он толкает ко мне ногой черную сумку, скользя ею по деревянному полу, с холодной улыбкой на губах, когда мы оба видим, как Алексей начинает бледнеть от осознания того, что сейчас произойдет.

— Ты не можешь этого сделать! — Алексей кричит, извиваясь и пытаясь встать. — Я был твоим силовиком, Виктор, твоей левой рукой. Они лгут, сучки, я…

Я киваю Лиаму, который делает паузу достаточно надолго, чтобы закатать рукава рубашки, прежде чем шагнуть вперед и ударить Алексея достаточно сильно, чтобы он отшатнулся в сторону, изо рта у него хлынула кровь, когда вылетел зуб.

— Еще? — Спрашивает Лиам, и я киваю, закатывая свои рукава, пока Левин стоит в стороне, наблюдая.

— Там импровизированная сцена, — говорит Левин, кивая на центральную сцену. — Нам следует поместить его там?

— Отличная идея. — Я хватаю его за запястья, поднимая Алексея на ноги, и Левин шагает передо мной. Когда мы добираемся до сцены и втаскиваем его на нее, Левин стягивает запястья Алексея через голову, привязывая его к такелажу так, что он стоит со связанными руками над головой. По обе стороны сцены есть кольца, и Левин берет еще веревку, пропускает ее через кольца, а затем обматывает вокруг лодыжек Алексея, так что он стоит, распластавшись, не в силах пошевелиться.

— Раздень его, — приказываю я, и Левин движется вперед с предвкушающей улыбкой на лице, с охотничьим ножом в руке.