Любимая
Шрифт:
Коул продолжал внимательно разглядывать их.
– Кто вы?
– З-зовут Джебедией Гарсденом, мистер. Это мой мальчик, Гас. Послушайте, нам не нужны неприятности. Уберите свою пушку.
– Тебе следовало бы хорошенько подумать, прежде чем подкрадываться к нам.
– Да у нас и в мыслях ничего такого не было. Мы проходили мимо и увидели ваших лошадей – наш участок неподалеку. – Он встревоженно посмотрел на Коула из-под полей шляпы. – Вы же не туда направлялись, а?
– Разве я похож на старателя?
– Нет, но это ни о чем не говорит… Ладно, не берите в голову. Что-то мы с Гасом стали слишком подозрительными
– Выходите. – Коул все держал их на прицеле. – Не будем мешать даме.
Старатели вышли из пещеры, и Роудон последовал за ними. Одеваясь, Джулиана слушала их разговор. Они обсуждали грозу, кратчайший путь к ближайшему городу, последние слухи об апачах, прячущихся среди гор. Муслиновое платье еще не высохло, но она все же надела его. Ей стоило огромных усилий не анализировать то, что произошло перед появлением незнакомцев. Она не знала, как держать себя с Коулом Роудоном. О чем только она думала? Вся беда в том, заключила Джулиана, дрожащими пальцами застегивая платье, что она ни о чем не думала.
Прежде понятие «страсть» для нее не существовало, но сейчас она поняла, что это слово обозначает. Собственное поведение вызывало у нее возмущение. Представив, как посмотрит в глаза Коулу Роудону, она поежилась от стыда. Ну почему она разрешила ему этот поцелуй? И почему ответила? Ну почему он разжигает в ней страсть?
То, что произошло между ними, абсурдно. Он охотник. К тому же считает ее лживой воровкой. Но тогда зачем ему понадобилось целовать ее? Ответ заставил Джулиану вспыхнуть. Он хочет овладеть ее телом! Его привлекает только внешность. Что же касается ее чувств, то его они вовсе не волнуют. Просто он решил удовлетворить свою отвратительную мужскую похоть…
Но ведь и она не осталась к нему равнодушной! Щеки Джулианы пылали. Она не находила себе оправдания. У женщин тоже есть похоть? Что привлекло ее – грубая мужская красота? Джулиана не могла назвать иных причин. За ней ухаживало много красивых мужчин. Джон Брин тоже красив, и он хотел жениться на ней. Но с другими мужчинами она не испытывала ничего подобного.
Ни один из ее поклонников, посылавших ей цветы и стихи и выпрашивавших у нее танец, не заставлял ее сердце биться так сильно. Коул Роудон, холодный, бесстрастный и возмутительно самоуверенный, способный обуздать лошадь, найти пещеру, укрыться от грозы, развести костер, упрямый, с властными манерами, – он действовал на нее, как звон тарелок в оркестре, сеял в душе хаос, потрясал до самых основ.
Нельзя, чтобы подобное повторилось. Нельзя, чтобы презренная похоть снова одержала над ней верх.
Однако это не решает главной проблемы: как ей смотреть ему в глаза?
Джулиана тянула время сколько возможно. Услышав, что старатели уходят, она выскользнула из пещеры.
Коул смотрел незнакомцам вслед до тех пор, пока всадники на нагруженных мулах не затерялись среди гор.
– Ждите здесь, – даже не оглянувшись на Джулиану, холодно произнес он. – Я прослежу за ними, чтобы убедиться, что они действительно ушли.
Джулиана была рада, что он не посмотрел на нее, однако его ледяное равнодушие вызвало в ней новый приступ злости на себя.
– Почему вы не доверяете им?
– Я никому не доверяю.
Коул не сказал ей, что некоторые из старых старателей со временем сходят с ума и убивают всех встречных в радиусе пятидесяти миль от своего воображаемого участка.
Коул побежал за незнакомцами с такой стремительностью, что Джулиана восхищенно ахнула. Внезапно она осознала, что, встревоженный появлением старателей, он оставил ее одну с лошадьми. С обеими. Если она уведет их, то ему уже никогда не догнать ее.
И он сгинет в горах.
Секунду Джулиана колебалась, чувствуя угрызения совести. Однако выбора у нее не было.
Она должна бежать.
Зато она может взять одну лошадь, сказала себе Джулиана, бегом возвращаясь в пещеру. Не его драгоценного коня, а гнедого, который принадлежал Кэшу Хогану. Он уже оседлан и готов отправиться в путь. Нужно только поспешить…
Она уже подвела гнедого к валуну и собиралась забраться в седло, когда ее грубо схватили и поставили на землю.
– Опять, сударыня? Неужели вы ничему не научились? – Роудон резко встряхнул ее.
Джулиана едва не расплакалась.
– А чего вы хотите от меня? – вскинув подбородок, спросила она. – Чтобы я сидела и ждала, когда вы снова приметесь измываться надо мной, а потом отправите в тюрьму? Не знаю, какое из двух зол хуже.
Единственным признаком того, что ее ирония достигла цели, послужил стальной блеск в голубых глазах Роудона.
– Я ничего от вас не жду, мисс Монтгомери, кроме неприятностей. Их вы уже доставили мне немало. Хотите отправиться в путь? – От его хмурой ухмылки Джулиана похолодела. – Ради Бога.
Несколько часов спустя Джулиана глубоко сожалела о том, что уехала из Сент-Луиса. Ей хотелось оказаться как можно дальше от лошадей и гор.
Она едва могла вспомнить, как они пробирались по лесистому плато у горы Моголлон. К полудню солнце чуть ли не обжигало. Эта дорога, решила она, может вести только в преисподнюю. Пегая лошадь везла на себе и ее, и Роудона, спускаясь вниз по извилистой дорожке. В лазурно-голубом небе не было ни облачка. В тишине было отчетливо слышно, как по камням пробегают ящерицы. Крики орлов – а может, стервятников? – эхом отдавались от каменистых склонов.
С дорожки они перебрались на тропу, обозначенную валунами и дубовой порослью, а затем по крутому ущелью двинулись к следующей вершине. Внизу, между камнями, журчала горная речка. При виде воды Джулиана, давно мучимая жаждой, почувствовала боль в пересохшем горле. Однако Роудон не посчитал нужным сделать привал или хотя бы дать ей напиться. Он повернул лошадь на север, прочь от реки.
Они взбирались все выше и выше, а потом опять начали спускаться вниз. Спуск был таким крутым, что у Джулианы от страха перехватило дыхание. Она закрыла глаза, чтобы не видеть россыпь серых и пурпурных острых камней далеко внизу. Коул был всю дорогу молчалив и спокоен. «Наверное, он сделан из железа», – подумала Джулиана, когда солнце начало скользить к западу и горизонт окрасился в розовые предзакатные тона. За весь этот бесконечный день Роудон ни разу не остановил лошадь, не спутал направление и не заблудился. Как будто он знал все горные тропы, все трещины в склонах, каждую пропасть, каждый камень и каждое дерево.