Любимая
Шрифт:
У Джулианы перехватило дыхание. Его поцелуй был требовательным, яростным. Он не нуждается в ней, убеждал себя Коул, проклятие, он ни в ком не нуждается, но все его существо вопиет об обратном. Когда она ответила на его поцелуй, Коула охватила неудержимая страсть. Несправедливо, в отчаянии подумал он, что с первой их встречи она завладела его мыслями, наполнила его душу смятением, распалила его желание. Он сделает с ней то же самое, хотя бы на одну ночь. Она сама попросила его об этом, она бросила ему вызов. Ну что за женщина! Хрупкая уроженка восточных штатов, но до чего же она необузданна! Горит, как свеча, в его объятиях, целует его с бесстыдством девицы из салуна, прижимается к нему всем телом. Коула охватили нежность и восторг. Он гладил Джулиану по спине, впитывал тепло ее тела, наслаждался ее ароматом. Им руководил не разум, а глубокая, настоятельная потребность, нечто сложное и запутанное, но в то же время мощное и пьянящее, как глоток виски. Движимый одной-единственной целью, он поднял девушку на руки и направился в хижину.
Глава 18
Коул уложил Джулиану на кровать и наклонился над ней. Его руки скользнули под рубашку…
Джулиана чувствовала, что тонет в его глазах, в его объятиях. Страсть бушевала в ней, как летняя гроза, с каждой минутой становясь все настойчивее, пока не превратилась в настоящий ливень. Она раскрылась навстречу Коулу, как цветок, и молила о том, чтобы он отведал ее нектара.
Они лежали обнаженные, их ноги сплелись. Джулиана гладила его, с наслаждением ощущая под ладонью упругость мышц и восхищаясь его сильным телом. Безграничное любопытство заставило ее забыть о скромности. Коул буквально излучал нежность, нежными были и его объятия, и прикосновения, и поцелуи. Она не испытывала никакого страха. Ей казалось, будто она попала в стремительную реку, чье неуправляемое, сметающее все на своем пути течение уносит ее все дальше и дальше. Ее соски затвердели под его ловкими пальцами, она жаждала воссоединения с ним. Ее губы были приоткрыты, дыхание участилось, из груди вырывались стоны.
Когда Коул вошел в нее, Джулиана вскрикнула от острой боли, но он тут же успокоил ее нежным поцелуем.
– Джулиана, ты прекрасна, ангел мой, ты безумно прекрасна…
Прекрасен был и Коул, но у нее не хватило сил сказать ему об этом. Он двигался внутри ее, пробуждая доселе неизведанные ощущения. Джулиану охватило пламя страсти, дрожь восторга вознесла ее на вершину, более высокую, чем любые горы на земле, более горячую, чем само солнце. Она плыла, плыла на огненном облаке, полная жизненных сил. Перевалив через вершину, она, трепещущая, спустилась вниз, чувствуя себя спокойной, целостной и чистой, как голубка, которая грациозно завершила свой прекрасный полет.
Джулиана затихла в объятиях Коула. В золотистом свете керосиновой лампы она видела темные курчавые волоски на его груди, ощущала под рукой его перекатывающиеся мышцы. Возможно ли, чтобы мужчина, такой суровый и сильный, был одновременно таким нежным и ласковым? Она не знала. Ей было известно только то, что она счастлива. Впервые за многие годы она была счастлива.
Коул лежал с закрытыми глазами и вдыхал ее аромат. Она удивительна. Красивая, пылкая и потрясающе нежная. Она с готовностью, изумившей его, отдала ему себя без остатка. Она будто создана для его объятий. В его душе возникло опасение, что, стоит ему шевельнуться или заговорить, и она исчезнет как дым и он больше никогда ее не увидит.
– Моя тетя Катарина очень глупая женщина, – неожиданно прошептала Джулиана, вернув Коула к действительности.
– Почему ты пришла к такому выводу?
При виде озадаченного выражения на лице Коула Джулиана улыбнулась и, прижавшись к нему, чмокнула в шею. Ей было уютно и спокойно рядом с ним, как будто она знала его всю жизнь.
– Вечером, перед тем как я сбежала из «Двух дубов», тетя Катарина сказала мне, что, когда я выйду за Джона Брина, мне придется выполнять свой супружеский долг, и объяснила в очень туманных выражениях, страшно смутившись, чего мне ждать или, вернее, что меня ждет во время медового месяца.
– Серьезно?
– Да, и из ее слов получалось, что мне следует рассчитывать на самое худшее.
Мышцы Коула напряглись, когда он представил Джулиану в постели с другим мужчиной. Он обнял ее, словно в попытке защитить.
– А тебе было хорошо? – спросил он.
Черт, до чего же она мягкая! Ее тело состоит из соблазнительных выпуклостей и с каждой минутой все сильнее возбуждает его. Как же приятно, когда она рядом с ним!
Рассмеявшись, Джулиана высвободилась из его объятий и бросила на него кокетливый взгляд из-под пушистых ресниц, чем только сильнее разожгла тлевший в нем огонь.
– Что навело вас на эту мысль, мистер Роудон? – поддразнила она его.
Коул схватил ее за талию и повалил на себя.
– Кое-какие признаки, – с важным видом ответил он. От его лукавой улыбки Джулиана затрепетала, в ней вновь пробудилось желание. – Придется показать тебе, что я имею в виду.
– Это действительно необходимо? – осведомилась Джулиана, проведя ногой по его голени.
– Да, ангел мой, необходимо.
Они забыли об усталости. Они забыли о синяках и ранах, о сердечной боли, гораздо более сильной, чем боль от побоев. В объятиях другого каждый из них обрел то, к чему стремился.
Через час после рассвета, когда первые солнечные лучи позолотили краешек неба, они заснули, очищенные от тоски и страданий, уставшие, но счастливые как моряки, в тихой гавани нашедшие спасение от жестокого шторма.
Коул проснулся первым. Джулиана спала в его объятиях. Жизнь, размышлял он, отбирала у него все хорошее, о чем он мечтал или чем владел. Но Джулиана, со страхом думал он, это дар свыше, это сокровище, которому нет равных на земле.
Над «Двумя дубами» собирались грозовые облака. Джон Брин перечитал телеграмму, присланную из Платтсвилла.
– Шериф Люциус Дейн, – с презрением произнес он, похлопав листком по ладони. – Кажется, он спит и видит, как бы заполучить вознаграждение.
– Что ты сказал, дорогой? – промурлыкала из кровати Джет Ривз, новая танцовщица из салуна «Счастливчик».
Брин хмуро посмотрел на нее, сложил телеграмму и бросил ее на бюро времен Людовика XVI.
– Ничего. Просто разговаривал сам с собой – наверное, так на меня действует погода.
– Так на тебя подействовала эта телеграмма, сладкий мой. С тех пор как Барт принес ее, ты сам не свой: все время на взводе, все тебя раздражает. Наверное, мне нужно изобрести какой-то способ, чтобы успокоить тебя.
Успокоить? Брин давно забыл, что такое спокойствие. Он был взвинчен до предела – он не чувствовал себя так даже тогда, когда исчезла Джулиана Монтгомери. Невероятно, но за эти месяцы никто не напал на ее след. Ни охотники, ни его люди. С тех пор как она продала кобылу в Эмбер-Фоллз, она словно растворилась в воздухе. И вот наконец-то! Наконец пришла телеграмма.
Шериф Люциус Дейн – или кто он там еще – получит вознаграждение, если его сведения окажутся верными. И если он поможет поймать эту красивую сучку. Эту надутую золотоволосую дебютантку, которая с первого дня воротила от него нос. Никто за последние двенадцать лет не осмелился на такое!