Любимая
Шрифт:
Граф посмотрел на Рози, которая в свою очередь уставилась на него сквозь очки с выражением недоуменного любопытства.
— Простите меня, леди Розалинда… Оба они выглядели ужасно нелепо: девочка ко всему прочему держала в своей ладошке пригоршню улиток.
— Я, право, очень сожалею. Я не знал, что это для вас.
— Ничего страшного, — весьма серьезно ответила Рози. — Мне ведь их никто не обещал. Вероятно, это должно было быть сюрпризом.
Сильвестр заморгал.
— Вы говорите так, чтобы меня успокоить? Тео
— Да, как хорошо воспитанная девочка!
— О!
Граф на самом деле казался опечаленным.
— Успокойтесь, — проговорила Тео. — Мы с Рози сходим сегодня в «Зайца и гончих» и попросим у миссис Вудз еще тарталеток.
— Это мое дело, — заявил Сильвестр, усаживаясь на лошадь. — Мало признаться в ошибке, надо ее исправить. — Он приподнял шляпу. — Всего хорошего, леди Белмонт… кузина Тео… Рози.
— Пока, — беззаботно проговорила Рози. Она полностью сосредоточилась на содержимом своей ладошки. — О… — сказала она вдруг, посмотрев на графа. — А вы не будете торопить нас с переездом? Мне надо перевезти мой музей, а это может занять много времени, потому что все надо тщательно запаковать и перенести на руках до подъездной дорожки.
— Рози! — воскликнула леди Илинор. Теперь настала очередь графа рассмеяться.
— Нет, кузиночка, я ни в малейшей степени не заинтересован в том, чтобы вы покидали усадьбу. Я уверен, что мы сможем жить в мире и согласии столько, сколько понадобится. Не так ли, кузина? — И он одарил другую сестру игривой улыбкой.
— Это еще надо проверить, сэр, — возразила Тео без всякой уверенности.
Глава 5
Дверь в спальню графа Стоунриджа была открыта. Тео остановилась перед ней в коридоре. Она не раз бывала в этой комнате, особенно в те дни, которые предшествовали смерти старого графа. Она в подробностях изучила искусную резьбу на столбиках кровати, могла мысленно проследить ее завитки и изгибы, по которым пробегала ее рука во время бесконечных бдений у постели умирающего. Она помнила богатый змеящийся узор на расшитом драконами балдахине, такими же, что были изображены на китайском ковре. Ей казалось, что она помнит каждую деталь панельной обшивки, каждую черточку лепного потолка.
Когда она вошла и огляделась, комната оказалась пустой. Обстановка осталась той же, и все же что-то в ней неуловимо изменилось. Дух деда больше не обитал здесь, исчез слабый запах болезни и старости. Вокруг были разбросаны личные вещи новоявленного графа: серебряные гребешки для волос на туалетном столике, ящик для обуви рядом с платяным шкафом, незнакомые книги на полках.
Взгляд ее упал на портрет отца в военной форме. Он висел над камином против кровати, чтобы дед мог видеть его всякий раз, как просыпался. Он как-то сказал Тео, почему повесил его там. Пусть сын будет первым, кого он видит, просыпаясь по утрам, и последним перед отходом ко сну. Теперь портрет висел перед безразличным взором одного из Джилбрайтов.
Гнев и бессилие, неразрывные с печалью и преследующие Тео во все эти дни, вспыхнули снова, перехватили горло, огненным обручем сдавили голову и наполнили глаза горькими слезами. Она сделала еще шаг по направлению к портрету. Виконт Белмонт улыбался ей своими голубыми глазами, чистыми, как омытые дождем горные озера. Правая рука его покоилась на эфесе шпаги. Тео пыталась оживить воспоминания о лице и голосе отца. Она припомнила руки, обнимавшие ее, когда отец сажал ее на пони. Ей казалось, что она вот-вот вспомнит его голос, когда он называл ее сорванцом Тео…
— Чем могу служить, кузина?
Она оглянулась на чуть ироничный голос графа. Она не имела права находиться в его комнате… больше не имела… без приглашения нового хозяина. Тео посмотрела на него невидящими глазами, в которых отражался не Сильвестр Джилбрайт, но воплощение и причина ее скорби и гнева.
Она выставила вперед руки, желая остановить его и проскочить мимо.
— Эй, не так быстро! — Граф поймал ее за руку и развернул к себе лицом. — Что вы делали в моей комнате, Тео?
— А как вы думаете, что я здесь делала, милорд? — поинтересовалась она. — Воровала! Или, может быть, шпионила?
— Не говорите глупостей, — резко оборвал ее граф. — Вы искали меня.
— А зачем мне вас искать? — проговорила Тео, давясь слезами. — Я была бы счастлива никогда больше не видеть вас, лорд Стоунридж.
Сопение Сильвестра показало ей, что она зашла слишком далеко. Но ей это было безразлично. Ее внезапно охватило слепое желание во что бы то ни стало причинить боль этому человеку. Она вырвала руку и оттолкнула графа в сторону.
Но Сильвестр ухватил ее за косу и не дал идти дальше.
— Нет, так не пойдет! — разъяренно проговорил он. — Я до смерти устал от вашей грубости. Чем, черт возьми, я ее заслужил?
— Вам и не надо ничего делать… кроме того, что вы есть! — воскликнула Тео. — А если вы бесчувственны, чтобы понять это, сэр, позвольте сказать вам, что это портрет моего отца и что он висит теперь в вашей комнате!
Удивленный, он обернулся, чтобы взглянуть на портрет, и выпустил ее косу. Тео воспользовалась этим и почти бегом покинула комнату, потому что боялась расплакаться.
Граф тихонько выругался, но не сделал попытки последовать за ней. Он рассматривал портрет, жалея, что не сделал этого раньше и тем самым не предотвратил сцену.
Сильвестр позвал Фостера.
— Перенесите портрет виконта Белмонта в комнату леди Тео, Фостср, если, конечно, его не захочет взять себе леди Илинор.
— У леди Белмонт есть портреты покойного виконта, милорд, — сообщил дворецкий. — Но я уверен, леди Тео оценит ваше решение.
— Да… возможно, — пробормотал граф.