Любимцы Богини
Шрифт:
Задача усложнялась тем, что паровая часть ХМ была закрыта литой металлической крышкой весом около двух тонн, опутанной сплошной стеной трубопроводов различного диаметра и назначения. 50-ти градусная жара в отсеках в дневное время накладывала свои ограничения на производство работ. Работы проводились только ночью и ранним утром. Покрытые потом, голые тела трюмных и рефрижераторщиков, извиваясь змеями между трубопроводами, застывали в самых фантастических позах, чтобы иметь возможность провернуть на несколько оборотов прикипевшие гайки крепежа. Днем, измученный ночными работами личный состав отдыхал.
Но чем ближе приближалась дата приезда министра обороны, тем больше людей требовалось для работ на пирсе. Настал момент, когда Хорольский, придя с совещания у командира эскадры,
– Работы на холодильной машине прекратить, всех людей выделять на пирс.
Возмущенному Лаврову, Хорольский ответил:
– Приказ есть приказ! Я не хочу из-за этого терять погоны капитана первого ранга!
Делать было нечего. Лавров молча выделял своих людей на работы, а после проверки их количества старшим руководителем, забирал обратно. Асфальт, асфальтом, а если обстановка потребует внезапно выйти в море? Офицерский состав, занятый на работах на стенке, молча с ним соглашаясь, препятствий этому обману не чинил.
Еще не убрали последний асфальт и камень, как работы на пирсе сменили строевые занятия. Экипажи выстраивались на плацу, занимались одиночными строевыми занятиями, а затем проходили в составе экипажей торжественным маршем. На К-30 проведением ППР стали заниматься после обеда и вечером. План никто не отменял, подводная лодка должна была своевременно свернуть планово-предупредительный ремонт и быть готовой к выходу в море.
Предваряя приезд министра обороны, готовность эскадры проверил командующий флотом. Проверка прошла по традиционной схеме, без всяких неожиданностей. Строевой смотр, опрос жалоб и заявлений. Следом за ним нагрянули представители генштаба. Здесь все было гораздо серьезней. По команде полковника генштаба планово-предупредительный ремонт был свернут, энергетическая установка введена для выхода в море. Полковник хоть и носил зеленую форму, прекрасно разбирался во всех особенностях морской службы. Своими вопросами он не единожды заставлял краснеть Хорольского и флагманских специалистов эскадры. Но пронесло. Осталось встретить маршала и после этого вздохнуть полной грудью. Министр обороны не приехал. Из штаба сообщили об отмене визита. Строевые занятия прекратились, работы на стенке тоже. Словно гора с плеч свалилась.
И только теперь подводники вдруг поняли, что до встречи Нового года осталось меньше недели. Предновогоднее настроение охватило экипаж К-30. А тут еще приход белоснежного госпитального судна, с большими красными крестами на бортах, которое было направлено в Сонг, в преддверии, несостоявшегося визита министра обороны. Почти половину его обитателей составляли представительницы слабого пола, сестры милосердия и врачи. Подводники, уже два месяца лишенные присутствия женского общества, буквально пожирали глазами сошедших на берег в обольстительных гражданских платьицах представительниц медперсонала, а некоторые, под любыми предлогами, даже стремились попасть на борт плавучего госпиталя.
За два дня до Нового года на сторожевике, пришедшем из Союза, привезли почту. Лаврову пришло письмо от Любы месячной давности. В нем она писала о том, что доехала без приключений. Дома ее встретили хорошо. Все о ней заботятся. Но без него скучно. Может быть, автономка закончится раньше, и он приедет к ней? Лавров горько улыбнулся, прочитав эти наивные строки. Просто не по себе становится, когда знаешь, что до этой встречи дорога длиной больше чем в полгода. Только в разлуке начинаешь понимать, как нужен тебе твой любимый человек. Как бы он был рад хотя бы на минутку увидеть ее прямо сейчас! Его волновало, как она переносит беременность. Ведь в письме об этом ни строчки. Наверное, скрывает что-то серьезное! По срокам в апреле она должна рожать!
Василий получил целых два письма. Одно было из дома. Внутри лежала Новогодняя открытка с поздравлениями от отца. Несколько строк о себе, маме, Викторе и родственниках. В конце, пожелания успехов в службе, здоровья и возвращения домой живым и невредимым. Второй конверт был подписан аккуратным девичьим почерком, и он не колеблясь, вскрыл его. Пробежав по строкам, состоящего из одного листика письма, Василий не мог понять его смысл. Девушка писала о своей учебе, погоде в городе.
Настроение испортилось настолько, что Василий сам напросился на новогоднее дежурство по кораблю, первое после сдачи зачетов, отработки дублером и двух дежурств через два на третий на прошлой неделе.
Новый год встречали дружно, всем экипажем. В матросской столовой на плавбазе, вокруг метровой искусственной елочки накрыли праздничные столы. Праздничному ужину предшествовал самодеятельный концерт. На удивление всем, на корабле нашлись таланты, которые пели под гитару, играли на аккордеоне, исполняли акробатические номера и показывали фокусы. Организация этого мероприятия несомненная заслуга заместителя командира, который не только нашел исполнителей, но и, самое главное, уговорил их выступить на концерте. Были, правда, курьезы. Плисецкий, на первом же аккорде «Back in The U.S.S.R.», остановил командира первого дивизиона Исаковского, уже исполнившего под гитару несколько песен «Битлз» на «бис». Оказывается, в Советском Союзе эта песня запрещена.
Шампанское, предварительно закупленное в Союзе, стояло не только на офицерских и мичманских столах, но и у личного состава. Одиночки – любители крепких напитков нашлись у тех и у других, но обошлось без происшествий. На следующий день всем экипажем пошли на пляж. Так на К-30 отпраздновали Новый 1985 год.
Глава XIV
В очередную малую автономку вышли только в конце января. До этого сдавали задачи штабу эскадры. Ушли не тяготясь, как на недельный выход. Автономка такой и получилась, только не на неделю, а на месяц. Две недели обеспечивали работу научно-исследовательского судна «Академик Виноградов», судна размером с океанский буксир. Работа с «Виноградовым» заключалась в том, что К-30, по команде старшего с судна, которого в переговорах по радио называли «академиком», погружалась в установленное время и шла на определенных им курсах, глубинах, скоростях. Нетрудно было понять, что на «Виноградове» отрабатывают какую-то новую аппаратуру слежения за подводными лодками. Эта, казалось бы, нетрудная задача измотала в конец весь экипаж подводной лодки.
Почти все две недели море сильно штормило, а по условиям работы большую часть времени К-30 должна была находиться в надводном положении. Мало кто из подводников был невосприимчив к морской болезни.
Лавров на вахте держался из последнего. Он уже привык к постоянно уходящей из под ног палубе, рвотным запахам, исходящим от содержимого банок из под регенеративных пластин, которые стояли перед вахтенными.
– Товарищ капитан-лейтенант, не знаете, когда будем погружаться? – спросил, повернув к нему голову рулевой – сигнальщик старший матрос Сажин. Позеленевшее лицо и мутные от морской болезни глаза моряка выражали страдание. Лавров сам с нетерпением ожидал команды на погружение. Виски как обручем сдавила головная боль, и он с трудом сдерживал рвущийся изнутри приступ тошноты.
– Что? Совсем невмоготу?
– Нет. Но на глубине лучше.
– Потерпите! Сам адмирал Нельсон во время качки держал рядом с собой на всякий случай какую-нибудь емкость! – обнадежил Сажина историческим примером комдив-три. С трудом, сделав несколько шагов в сторону штурманской рубки, Лавров обнаружил в ней лежавшего грудью на штурманском столе Шатунова. Качка допекла и его.
– Что надо? – буркнул тот, не поднимаясь.
– Олег! Когда будем погружаться?
– По плану должны были сейчас. Но они как издеваются. Запросили «Добро», а эти шалапуты – «академик отдыхает»! Должны, скоро!