Любимцы Мидаса
Шрифт:
Уэйд Этшелер мертв — он покончил жизнь самоубийством. Сказать, что его смерть явилась полной неожиданностью для небольшого избранного круга его знакомых, — значило бы сказать неправду; и все же никому изнас, его близких друзей, никогда не приходила в головутакая мысль. Правильнее было бы сказать, что в глубиненашего сознания гнездились какие-то смутные опасения, и именно это как-то подготовило нас. До того, как он покончил с собой, нам и в голову не приходило, что такоеможет случиться, но когда мы узнали, что он мертв, намстало казаться, что мы знали и предвидели это и раньше.
Анализируя наши прежние ощущения, мы моглилегко объяснить их его озабоченностью. Я намеренно говорю об «озабоченности». Молодой, красивый, обеспеченный, Уэйд Этшелер был правой рукой Ибена Хэйла, крупного магната в области городского транспорта, и у него не было никаких причинжаловаться на судьбу. И все же мы замечали, как егогладкий лоб бороздили глубокие морщины, словно УэйдаЭтшелера грызли заботы или снедала тоска. Мы видели,как поредели и посеребрились его густые черные волосы, словно зеленые хлеба под палящим солнцем взасушливое лето. Разве можно забыть, как, предаваясьвеселым
Он никогда не говорил о своей тревоге, а мы считали нескромным расспрашивать его. Но все равно, еслибы даже мы заговорили об этом и он рассказал нам все,наша помощь оказалась бы бесполезной. Когда жеумер Ибен Хэйл, личным секретарем — более того, почтиприемным сыном и полноправным компаньоном которого был Уэйд Этшелер, то он и вовсе перестал появляться в нашей компании. И совсем не потому, как я узналтеперь, что ему претило наше общество, причина заключалась в его тревоге, которая была так велика, что он немог уже принимать участие в нашем веселом времяпрепровождении и пытаться забыться. В то время мы многого не могли понять, тем более что, когда было утверждено завещание Ибена Хэйла, стало известно, что Этшелерявляется единственным наследником многомиллионногосостояния своего патрона, и завещание недвусмысленно предусматривало немедленную передачу наследствабез всяких ограничений и оговорок. Ни одной акции, ниодного цента наличными не было отписано родственникам покойного. Что же касается его семьи, то в одномиз пунктов этого поразительного завещания говорилось,что Уэйд Этшелер должен выдавать жене Ибена Хэйла, его сыновьям и дочерям денежные суммы по своемуусмотрению, когда сочтет это нужным. Если бы в семье покойного были какие-нибудь неурядицы или еслибы его сыновья были мотами или несерьезными людьми, тогда бы эта необычная мера имела хоть какой-нибудьсмысл; но семейное счастье Ибена Хэйла было известно всем, а таких порядочных, разумных и здоровых сыновей и дочерей надо было еще поискать. Ну, а о женеего и говорить не приходится: хорошие знакомые ласково называли ее «Матерью Гракхов». Естественно, чтостоль непонятное завещание вызвало многочисленныетолки; ожидали, что оно будет опротестовано, но протеста не последовало, и все были разочарованы.
Прошло всего несколько дней с тех пор, как ИбенХэйл был похоронен в большом мраморном мавзолее.А теперь умер и Уэйд Этшелер. Сообщение об этом напечатано в утренней газете. Только что я получил от него письмо, опущенное, очевидно, незадолго до того, как онпокончил с собой. В письме, которое лежит передо мной, он собственноручно изложил все факты, собрав воединомногочисленные газетные вырезки и копии писем. Подлинники писем, по его словам, находятся в руках полиции. Для того, чтобы предупредить общество об ужаснейшей, дьявольской опасности, которая угрожает самому существованию его, он также просит меня опубликовать страшную историю трагических происшествий, к которым он оказался невольно причастен.
Я привожу здесь полный текст письма.
«Удар обрушился в августе 1899 года, тотчас после моего возвращения из летнего отпуска. Тогда мы еще не могли знать, чем это грозит, нам и в голову не приходило, что могут существовать подобные ужасы. МистерХэйл вскрыл письмо, прочел его и, смеясь, бросил мнена стол. Проглядев письмо, я тоже рассмеялся и сказал:
— Довольно нелепая шутка, мистер Хэйл, и к томуже весьма плоская.
Дорогой Джон, здесь ты найдешь точную копиюэтого письма.
КАНЦЕЛЯРИЯ Л. М.
17 августа 1899 г.
Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.
Уважаемый сэр!
Мы хотим, чтобы Вы решили, какую часть Вашегоогромного имущества Вам необходимо реализовать, чтобы иметь наличными двадцать миллионов долларов. Мы просим Вас уплатить эту сумму нам или нашим агентам.
Заметьте, что мы не назначаем какого-либо точного срока, потому что не хотим) торопить Вас. Вы даже можете, если сочтете для себя более удобным, уплатить намденьги в десять, пятнадцать или двадцать приемов; номы не примем ни одного взноса, если сумма его будетменее одного миллиона долларов.
Поверьте, мистер Хэйл, в наших действиях нет ни-тени враждебности к Вам лично. Мы являемся представителями мыслящего пролетариата, рост которого становится знамением последних дней девятнадцатого столетия. В результате тщательного изучения проблем экономики мы решили заняться этим делом. Оно имеетмного выгодных сторон, и, как главное из них, следуетотметить то обстоятельство, что мы можем осуществлять крупные и прибыльные операции без вложениякапитала. До сих пор мы действовали довольно успешнои надеемся, что и наши дела с Вами пойдут к взаимному удовольствию и удовлетворению.
Разрешите нам объяснить свои взгляды более подробно. В основе нынешней общественной системы лежитправо собственности. И это право отдельного лица иметьсобственность, согласно последним исследованиям, опирается целиком и полностью на силу. Облаченные в доспехи рыцари Вильгельма Завоевателя с обнаженныммечом вторглись в Англию и поделили ее между собой.Мы уверены, Вы согласитесь, что это является характерным для всех феодальных приобретений. С изобретением паровой машины и с Промышленной Революциейпоявился класс капиталистов в современном смысле этого слова. Капиталисты быстро взяли верх над феодальной аристократией. Владыки промышленные в концеконцов ограбили потомков феодальных владык, добывавших свой богатства мечом. Разум, а не грубая физическая сила побеждает в сегодняшней борьбе за существование. Но тем не менее и эта система опирается насилу. Изменения носят чисто качественный характер. Феодальные владыки когда-то опустошали мир огнем имечом, современные промышленные владыки эксплуатируют мир, подчиняя себе и направляя мировые экономические силы. Ум, а не сила мускулов, побеждает в борьбе; и выживают самые приспособленные, обладающие интеллектуальной и экономической мощью.
Мы, Л. М., не желаем становиться наемными рабами. Крупные тресты и корпорации (в которые входите и Вы) не дают нам подняться и занять среди вас томесто, на которое мы вправе рассчитывать в соответствии с нашим интеллектом. Почему же это происходит? Да потому, что у нас нет капитала. Мы из бедняков,но с одной разницей: наши мозги устроены лучше, и насне обременяют никакие дурацкие предрассудки этического или социального характера. Будучи наемными рабами, работая от зари до зари, живя воздержанно и откладывая каждый грош, мы не могли бы скопить и затридцать лет (даже двадцать раз по тридцать) суммыденег, достаточной для того, чтобы успешно конкурировать с людьми, сосредоточившими в своих руках огромные капиталы.
Тем не менее мы вышли на арену. Мы бросаем вызовмировому капиталу. И независимо от того, хочется лиему сражаться или нет, ему придется вступить в борьбу.
Мистер Хэйл, наши интересы заставляют нас потребовать у Вас двадцать миллионов долларов. И хотямы настолько деликатны, что даем Вам достаточно времени на выполнение Вашей части сделки, просим Васне откладывать дела в долгий ящик. Когда Вы согласитесь с нашими условиями, то поместите соответствующую заметку в отделе объявлений газеты «МорнингБлейзер». Тогда мы ознакомим Вас с планом передачиупомянутой суммы. Хорошо, если бы Вы сделали это допервого октября. В противном случае в этот день мыубьем человека на Восточной Тридцать девятой улице, чтобы показать Вам серьезность наших намерений. Этобудет рабочий. Ни Вы, ни мы не знаем этого человека.Вы представляете силу в современном обществе; мы тоже представляем собой силу — новую силу. Мы вступаем в сражение, не испытывая ни злобы, ни гнева. КакВы не преминете заметить, у нас самое обыкновенное деловое предприятие. Вы являетесь верхним, а мы нижним жерновом, и мы перемелем жизнь этого человека.Вы можете спасти его, если согласитесь с нашимиусловиями и будете действовать своевременно.
Жил некогда король, над которым висело проклятие.К чему бы он ни прикасался, все превращалось в золото.Имя его вошло в официальное название нашего предприятия. Когда-нибудь мы заявим на него свое авторское право, чтобы им не пользовались конкуренты.
Остаемся и проч.,
Суди сам, дорогой Джон, почему бы нам было непосмеяться над этим нелепым посланием? Мы не моглине признать, что идея была неплохо продумана, но она была слишком абсурдной, чтобы серьезно отнестись кней. Мистер Хэйл сказал, что он сохранит письмо в качестве литературного курьеза, и сунул в ящик стола.
Вскоре мы забыли о его существовании. И уже первогооктября мы получили утренней почтой, следующееписьмо:
КАНЦЕЛЯРИЯ Л. M.
1 октября 1899 г.
Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.
Уважаемый сэр!
Вашу жертву постигла участь, которая и была предназначена ей. Час тому назад на Восточной Тридцатьдевятой улице в сердце какому-то рабочему всадилинож. К тому времени, когда Вы будете читать это письмо,тело его уже будет доставлено в морг. Сходите и полюбуйтесь на дело рук своих.
В случае если Вы не смягчитесь, то в подтверждениесерьезности наших намерений 14 октября мы убьем полицейского неподалеку от угла Полк-стрит и Клермонт-авеню.
С совершенным почтением,
И снова мистер Хэйл рассмеялся. Голова его былазанята предстоящей сделкой с чикагским синдикатом,которому он собирался продать весь принадлежавшийему там городской транспорт, и он продолжал диктоватьстенографистке, тотчас же забыв о письме. Не знаю, почему, но у меня вдруг испортилось настроение. «А что, если это не шутка?» — спросил я себя и невольно потянулся за утренней газетой. Там была заметка, какие-топять строк (поскольку речь шла о незаметном человекеиз низших классов), запрятанные в угол, под рекламукакого-то патентованного лекарства:
«Сегодня утром в начале шестого на Восточной Тридцать девятой улице был убит ударом ножа в сердцерабочий Пит Ласкалль, направлявшийся на работу. Неизвестный убийца бежал. Полиция не может выяснитьмотивы убийства».
«Невероятно!» — такова была реакция мистера Хэйла, когда я прочел заметку вслух. Но случай этот, очевидно, не шел у него из головы, и уже ближе к вечеру мистер Хэйл, нещадно ругая себя за опрометчивость,попросил меня поставить в известность полицию. Я имелудовольствие быть высмеянным полицейским инспектором, который принял меня в своем личном кабинете.Однако я удалился, получив заверение, что полицияразберется в этом деле и что число полицейских в районе Полк-стрит и Клермонт-авеню в ту ночь, о которойговорилось в письме, будет увеличено вдвое. Потом всезабылось, пока не прошло две недели и не была получена по почте следующая записка:
КАНЦЕЛЯРИЯ Л. М.
15 октября 1899 г.
Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.
Уважаемый сэр!
Ваша вторая жертва пала в назначенное время. Мы не торопимся, но для того, чтобы усилить давление, отныне мы будем убивать еженедельно. В качестве меры предосторожности против вмешательства полиции мытеперь будем сообщать Вам об убийстве незадолго донего или в то самое время, когда оно будет происходить.
Надеемся, что это письмо найдет Вас в добромздравии.