Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС

Дегрелль Леон

Задолго до сумерек два батальона и пятнадцать танков дошли до главного перекрестка за пятьсот метров за Эмбахом: это абсолютно все, что было известно.

Но топографическая карта легко позволяла просчитать продолжение. Одна дорога проходила от захваченного перекрестка почти параллельно реке, затем она углублялась в еловый лес. Этот лес простирался приблизительно на десять километров. Дорога проходила через многие населенные пункты. С семи вечера до полуночи враг, конечно, попытается улучшить, укрепить положение, захватывая как можно больше территории этих лесов и жилых селений, которые в крайнем случае послужат ему оборонительной

линией. Для него главным было захватить как можно раньше эту зону безопасности, чтобы в течение ночи обеспечить массовую переброску людей и тяжелой техники.

Я осмелился задать вопрос и Вагнеру, но снова получил в качестве ответа: «Говно!» Растерянность, неопределенность была полная. Там, в больших ельниках, красные не должны будут терять время.

* * *

В девять часов вечера наш батальон был в сборе. Многие были новобранцы, но с большим желанием в сердце броситься в драку. Бывалые передавали святой огонь новичкам. Дух в тот вечер был поистине наэлектризован!

У меня была своеобразная манера начинать бой; она ошеломляла бравых немцев, сопровождающих нас для радиосвязи и посыльной связи: сначала я держал речь!

Наши люди собрались в поле. День умирал, но повсюду в небе вставали розовые гладиолусы горящих деревень. С высоты насыпи я призывал своих товарищей быть достойными нашего старого легиона «Валлония».

Мои ребята кричали о своей воле победить. Лишний раз мы бросимся врукопашную. Но на этот раз глубокой ночью, через местность, о которой мы ничего не знали, в полной темноте.

Колонна грузовиков тронулась, и мы сразу увидели, что все будет непросто.

Нойэла

Ночная атака никогда не может быть легким делом. Пока наши грузовики двигались к западу, в направлении деревни Нойэла, я пытался обдумать план боя. Я абсолютно не знал, что произошло с конца дня. Где располагался враг? Полная тайна!

От моих размышлений меня оторвали советские самолеты. Они выбросили вдоль дороги сноп светящихся парашютов. Дорога, утыканная грузовиками, осветилась как днем. У нас было десять секунд, чтобы упасть ничком на землю: сотни бомб обрушились на нас, ранили людей, били по машинам. Наше передвижение засекли, это было ясно.

По всей округе мы видели такие же раскачивающиеся в небе парашюты. От разрывов содрогалась земля, горели деревни, вырисовывая на догорающем красно-золотом фоне стропила и распорки крыш.

В одиннадцать часов вечера мы встретили на одной развилке полдюжины немецких танков, которые должны были поддерживать нашу атаку. Но и здесь тоже ко мне подбежал запыхавшийся офицер связи, посланный мной на разведку местности. Он налетел на русских. Они уже продвинулись больше, чем на десять километров за мост через Эмбах. Они уже пересекли большой еловый лес и заняли три деревни вдоль дороги! Их танки шли прямо ночью, их было много. Они внезапно возникли близ деревни Нойэла, как раз точно перед нами. Только присутствие духа прислуги батареи противотанковых пушек, которые сразу же навели стволы на танки, сдерживало еще этот напор на выходе из населенного пункта.

В моем распоряжении был грузовик с очень совершенной радиосвязью. Я передал эти важные сведения в штаб боевой группы. Чуть позднее я получил неизбежный ответ:

– Атакуйте!

Мои четыре роты по шестьдесят человек каждая построились

на входе в деревню. Я изложил офицерам ближайшие задачи. Сначала надо было отбить Нойэлу, затем занять дорогу, ведущую в другую деревню. Но эта дорога входила прямо в лес. Офицеры должны были дать пример и встать во главе своих солдат. Действовать надо было быстро. Мы начали атаку.

Был час ночи. Крепко поддерживаемые шестью танками, наши люди опрокинули первые части врага. По обыкновению быстро наши роты ворвались в Нойэлу, гранатами отвоевывая дома, захватывая много пленных. Эти пленные были пацаны с головами садовых сонь, в основном лет шестнадцати, худосочные как сушки, изнуренные маршами и недосыпанием. Они пришли пешим маршем от Плескау, преодолев за четыре дня двести километров, подгоняемые прикладами офицеров, как только замедляли ход. Но у них был хитрый вид – большинство были одеты в немецкие пестрые маскхалаты. Они надели их тайно, чтобы привести в замешательство немецких солдат. Но этот обман был очевиден. Но ведь это были мальчишки, они были очень испуганны. Они сбивались в стайки, как щенки.

Наши танки яростно лупили по танкам неприятеля, многие из которых горели. Другие уползали на полной скорости. Надо было использовать это замешательство. Я дал приказ перейти ко второму этапу атаки: броситься на дорогу, в лес.

Русская пехота крепко держала край леса. Стояла кромешная темень, не было видно пулеметов, бивших со всех сторон.

Наши солдаты с криками бросились на противника. Один из моих лейтенантов, командир взвода, которого я отчитал накануне, ответил мне: «Я исправлюсь». Это был великан с лицом кирпичного цвета, голубыми глазами и льняными волосами. Он рванулся, как болид, прошел через все, что было на пути, и в темноте, победитель, бросился на советский пулемет. Он был продырявлен как дуршлаг, ранен в руку, грудь и ноги. Он сдержал свое слово и пробил брешь, в которую устремились его люди. Я на ощупь прикрепил Железный крест на его залитую кровью гимнастерку.

Русские бежали. Наши люди продвигались по обе стороны дороги бегом. Наши танки, уверенные в своих флангах, глубоко очистили дорогу. В три часа ночи второй населенный пункт был занят, его защитники рассеяны. Мы отбили две деревни из трех, отвоевали у Советов половину территории. Еще пять километров усилия, еще взять автоматом и гранатой одну деревню, и мы могли бы перед мостом дать решающий бой.

Это было реально при условии, если немедленно развить успех. Но для этого мне необходимо было по меньшей мере пятьсот человек. За два часа я потерял восемьдесят человек, и у меня оставалось не больше ста пятидесяти. Также мне нужно было двадцать танков. У меня их было шесть в начале. Один из них был подбит в заварухе под Нойэлой, а мы подходили к самым серьезным преградам.

* * *

Этот ночной бой был успешным только потому, что неприятель, измученный, на исходе длительного напряжения, был выбит мощным броском. Хотя нас было совсем немного, мы достигли поставленной цели. На самом деле нашей целью было не уничтожить все скопление неприятеля, но прорваться сквозь его порядки к мосту, хоть с двадцатью, десятком оставшихся в живых. Каждый из наших взводов в тот момент должен был сам попытать счастья, какой бы ни была участь остальных. Я дал им заряды, необходимые для взрыва. Мы прекрасно поняли, что для этой задачи нас приносили в жертву.