Любимые забавы папы Карло
Шрифт:
– Дорогая! Любимая…
И тут снова возник Костя.
– Безобразие, – рявкнул он, швыряя на диван две разноцветные тряпки, – вы, лентяйки, в курсе, что до эфира осталось всего ничего? Почему гости не в форме?
Люсины глаза выкатились из орбит.
– А… о… у… – прозаикалась она.
– Ничего никому поручить нельзя, – громко возмущался Костя, – простите, дорогие дамы. Я их после передачи уволю, всех поголовно. А теперь живо натягиваем мантии, прямо поверх своей одежды… Ника, чего стоишь? Облачай дорогих гостей.
– И зачем нам это натягивать? – насторожилась Олеся.
Костя сложил вместе пальцы обеих рук и, сверкая ногтями, покрытыми бесцветным лаком, воскликнул:
– Вы разве никогда не видели «Проснись и пой»?
– Ну-у… – протянула Олеся.
– Я в это время, как правило, сплю, – честно призналась Ирина.
Костя закатил глаза.
– Тараканова! Ты уволена! Не объяснить людям суть!
Я, подыгрывая Косте, затряслась всем телом и заныла:
– Вау, я забыла!
– Дура, – топнул ногой Костя, – значит, так! В нашем эфире бывают обычные гости, простые посетители, элитные, VIP-персонажи и супер-пупер-вупер-великие. Вот последних мы всегда облачаем в мантии разных цветов, чтобы зрители поняли, кто перед ними. Ясно?
– Хорошая идея, – кивнула Олеся, – сразу понятно, кто есть кто.
– А цвет прикида имеет значение? – вдруг насторожилась Ирина. – Вот я в синем, а она в желтом. Кто из нас круче?
– Обе крутые, – хором заорали Люся с Никой, – круче только яйца красного дрозда!
– Давайте, любимые, – суетился Костя, – миллионы телезрителей ждут! Эй, звук повесьте!
Олеся и Ира исчезли за дверью.
– Костик! – взвыла Люся. – Ты чудо! Как только в голову такое пришло?
– Вот и нечего меня за глаза кретином звать, – отрезал Костя, – все, чао! Потом ля-ля-ля.
Резко повернувшись на каблуках, он исчез. Люся уставилась на Нику, потом обе повернулись ко мне.
– Может, зря мы его за придурка держим, – задумчиво протянула гримерша.
– Эфир пошел, – Люся ткнула пальцем в экран телика.
Я упала в кресло. Ну вот, можно перевести дух!
– Ваш любимый рецепт? – разносился по комнате красивый баритон Кости.
– Очень простой, – быстро засепетила Ирина, – кролик на троих. Значит, так! Берем три жирных, хорошо откормленных кролика…
Я втянула ноги на сиденье. Ясное дело, если Ирина собралась принимать несколько человек, то можете быть уверены, что каждый получит по тучному зверьку, нечего мелочиться и рубить одну тушку на кусочки.
– Для здоровья лучше рис с травой, – встряла Олеся, – не вареный. Слушайте…
Я закрыла глаза. Эфир тек своим чередом. Мясо в сливках, проросшие зерна пшеницы, торт из взбитой сметаны, пирожное из морковки… ля-ля-ля, рекламная пауза, ля-ля-ля, рагу из свинины, котлеты из сельдерея…
– У нас полно вопросов от телезрителей! – заорал Костя. – Говорите, вас, кажется, Аня зовут.
– Да, – зачастил бойкий
В эфире повисла непривычная, пугающая любого сотрудника телевидения тишина. Люся схватилась за голову.
– Замечательный вопрос, – взвизгнул Костя, – поясняю. Если печенье уложить в виде паркета на только что взбитые сливки, торт развалится?
– Ну естественно, – завела Ирина.
С воплем: «—……………!!!» – Люся вынеслась из гримерки.
– Что это было? – ошарашенно спросила я.
Ника согнулась от смеха:
– Вопрос.
– Ну и дуры встречаются, однако, – удивилась я, – передача про кулинарию, а она о стяжке спрашивает. Молодец Костя, лихо выкрутился.
– Наша птица Говорун сегодня в ударе, – простонала Ника, валясь на диван, – вопрос не тот дали! Вчера про стройку речь шла, вот ребятишки и перепутали!
– Так вопросы записаны заранее! – осенило меня.
– Угу, – кивнула Ника.
– Но ведь эфир прямой!
– Вот именно! Вдруг никто не позвонит? Или дурь понесут? – стала просвещать меня Ника. – Мы на всякий случай заготовочки имеем, не всегда, конечно, ими пользоваться приходится, но сегодня, похоже, этих двух дур только мы с тобой слушаем, никто не звонит.
Хлопнула дверь, Люся принеслась обратно и рухнула в кресло.
– Успокойся, – велела Ника, – не в первый раз! Никто ничего и не заметил!
Люся схватила со столика бутылку минералки, в два глотка осушила ее и с чувством воскликнула:
– Добрый боженька, сделай так, чтобы я дожила до отпуска, не попав в психушку. Господи, спаси меня от телевидения! Уж лучше в обезьяннике работать! Ну вечно у нас фигня и бардак! За что мне это! И ведь уже сама психопаткой стала. Прикинь, Вилка, пошла я пожрать в «Бутерброд наоборот», у меня-то времени на готовку нет. Захожу, а там! Менты стоят, посетителей переписывают. То ли драка случилась, то ли помер кто, их хавки отведав. Ну что нормальный человек сделает? Прочь убежит! А я нет! Вытащила удостоверение, к начальнику рвусь: «Здрассти, я с телевидения, никуда не уходите, сейчас камеру вызову, у нас новостей не хватает!» Нет, я точно долбанутая! Ну и дела…
– Погоди, – прервала я Люсю, – «Бутерброд наоборот»! Драка и милиция! Точно, ну как я не додумалась сама! Ведь девушка Ника, та, что любила Михаила Попова, сказала мне: двадцать третьего декабря, как раз накануне моего дня рождения, скандал случился. Бывшая жена его бузила!
– Какая Ника? – заморгала Люся. – Наша гримерша?
– Нет, – замахала я руками, – совсем другая, продавщица из бутика Петра Попова. У нее роман с Михаилом случился! Люся, дай я тебя поцелую! Ну спасибо!
Люся покорно стерпела мои объятия, потом со вздохом пробормотала: