Любимые забавы папы Карло
Шрифт:
– Но…
– Нечего тут рассуждать, – обозлилась Люся, – вырастешь до генерального продюсера, вызовешь нас к себе в кабинет, вот тут мы встанем в нужную позу и клизму от тебя спокойно получим. Начнем твои речи слушать и умом восхищаться. Только пока ты, Виола Тараканова, у нас на роли «принеси – подай – пошла вон». Сказано идти за Капустняк, вот и рули, хорош тут из себя Ломоносова корчить.
Я горестно вздохнула и пошла вниз.
Капустняк я приметила моментально, издали. В большом холле оказалось пусто, но за парнем в форме, преграждавшим вход в центральное здание, откуда вещает большинство
– Мне на утреннюю программу. С какой стати меня не пускаете?
– Сейчас вас встретят, – мямлил постовой, худенький мальчик, смотревшийся возле пурпурной глыбы, словно мышь на фоне танка.
– Я бы попила кофе в вашем ресторанчике, – настаивала Капустняк, – ну-ка дай пройти.
– Никак нельзя, – пискнул юноша, опасливо оглядываясь.
– Меня пригласили, – добавила децибел в голос Олеся.
Постовой испуганно вцепился в железную арку, через которую обязаны проходить все желающие попасть в здание.
Я бросилась со всех ног на помощь несчастному ребенку, по недоразумению нацепившему на себя серо-синюю форму. Кто, интересно, принимает мальчиков рахитичного вида на службу в ряды МВД? Да Олеся Капустняк, девушка, весящая не один центнер, справится с подобным стражником одним щелчком.
– Программа «Проснись и пой», – затараторила я, подлетая к постовому, – это наша гостья.
Дежурный с огромным облегчением воскликнул:
– Ну и хорошо, забирайте!
Ни паспорта, ни какого другого документа, удостоверяющего личность Капустняк, он не спросил, очевидно, перепугался насмерть, представил, как ужасающего вида тетка сядет на него и раздавит, вот и нарушил все существующие должностные инструкции.
– Я стою тут уже десять минут, – укорила меня Олеся.
– Простите, я спустилась точно к назначенному времени, – попыталась отбиться я.
– Я всегда прихожу заранее, – нахмурилась Олеся, – боюсь опоздать.
Я хотела уже возразить, что мне неоткуда было узнать об этой ее похвальной привычке, но, оглядев фигуру Олеси, на всякий случай решила промолчать. Если сорок восемь килограммов ведут куда-то три центнера, то они, имеются в виду килограммы, должны постараться не допустить драки, исход которой предрешен заранее.
– Я очень разволновалась, – хмуро продолжала Олеся, – и теперь хочу есть.
– В этом кафе подают только сладкое, – предостерегла я.
– Вот и хорошо! – плотоядно воскликнула Капустняк. – Ничто так не успокаивает нервы, как добрый кусок торта! Ну-ка, пошли сюда!
Тяжелым шагом она направилась к стойке, я поторопилась за ней.
– У нас не слишком много времени!
– Ерунда! Не собираюсь тут рассиживаться! – сердито рявкнула Капустняк и уставилась на витрину, где были выставлены блюда с выпечкой. – Безобразие!
– Что-то не так? – удивилась я.
– Конечно! – выкрикнула Капустняк. – Тут торгуют дрянью.
– Вообще-то, у нас здесь все вкусное, – возразила я, – лично мне очень понравился «Черный лес», вон тот, с вишенками сверху.
– Фу, – скривилась Капустняк, – он украшен сливками из баллончика, а не
– По-моему, восхитительный.
– Нет нужного количества яиц, – отрезала Капустняк, – а в лежащей рядом с ним «картошке» не хватает коньяка. Идем дальше. «Наполеон» промазали готовым кремом, из пакетика, а не масляно-яичным. Чиз-кейк не стоит даже обсуждать, в него запихнули несвежий творог, а йогуртовое суфле, похоже, даже и не пахнет полезным молочным продуктом. Штрудель выглядит отвратительно, в него положили не кислые, а сладкие яблоки, чем испортили весь вкус. Впрочем, тот, кто слаще морковки ничего не ел, придет в полный восторг, но я-то знаю, о чем говорю!
Я с уважением посмотрела на толстуху. До сих пор считала, что всякие разговоры об антеннах, втыкающихся в информационные поля, окутывающие землю, являются бредом. Но вдруг я не права? Вон как лихо Олеся выяснила всю правду о сладостях. И откуда она узнала про недоложенные яйца, масло и сахар? Не иначе как через антенну ей сообщили свыше правду про пирожные. Мне-то они кажутся потрясающими. Хотя, может, я, по выражению Капустняк, ничего слаще морковки не пробовала?
– Ну, если все так плохо, тогда пошли скорей в студию, – предложила я.
Олеся с сомнением покосилась на витрину, вытянула губы трубочкой, вновь вернула их на место и приняла решение.
– Ну-ка, – приказала она девушке по ту сторону прилавка, – давай всего по порции. Надо попробовать, вдруг я ошибаюсь!
– Мы торопимся, – попыталась я урезонить ее.
– Съем в одно мгновение, – заявила Олеся, подхватывая полный поднос.
Я было двинулась за Капустняк, но была остановлена барменшей:
– Платить кто будет?
– Дайте чек, – попросила я и ринулась с клочком бумаги за Олесей.
Можете мне не верить, но, когда я добежала до столика, за которым устроилась Капустняк, ее поднос оказался пуст. На тарелочках не осталось даже бумажек с вырезанными кружевами, на которые обычно кладут пирожные. Похоже, Капустняк второпях слопала и их.
– Вот! – воскликнула я, протягивая Олесе чек.
Она уставилась на него.
– Я оказалась абсолютно права, – сообщила она, – отвратительная еда, совершенно неудобоваримая, а кофе тут вообще без комментариев. Похоже, повар взял зерна, помыл их в теплой водичке и подал, назвав «Эспрессо». Кстати, «Арабика» в чашке и не ночевала. Сплошная «Робуста», впрочем, вполне пригодный для употребления сорт. Но он значительно дешевле и не обладает нужным послевкусием. А что это вы мне под нос суете?
– Извините, но вы забыли заплатить!
– Я?
– Ну… да.
– Я?
– Взяли поднос и ушли, вот я и принесла чек. Не расстраивайтесь, я тоже иногда проявляю забывчивость.
– Я?
– Вы, – слегка рассердившись, подтвердила я, – расплачивайтесь, и побежали, иначе опоздаем в эфир.
– Я? Я?
– Что-то не так?
– Я должна сама платить за эту гадость?
– Но ведь вы съели все.
– И что из того? Было невкусно. Впору отнести назад.
Я захлопала глазами. Капустняк издевается? Каким образом она намеревается вернуть слопанные харчи?