Любимый цветок фараона
Шрифт:
Как же она могла позабыть, что воды Великой Реки неумолимо приближаются к отметкам на мерных столбах, и нынче все — рабы, крестьяне, горожане и даже стражники брошены на сбор урожая, который дал народу Кемета плодородный черный ил. Только танцовщиц не отпускают к Реке, чтобы царапины не осквернили их прекрасные тела, предназначенные для танцев перед ликами Богов и потому Нен-Нуфер впервые видела, как собирают ячмень.
Если она оступалась, хватка на плече становилась сильнее. Наконец они вступили под спасительную тень навеса.
— Садись.
Нен-Нуфер
— Испей воды, девочка.
Нен-Нуфер вздрогнула и отпустила взглядом спину безымянного стражника, чтобы с благодарностью принять высокую глиняную кружку, впитавшую в себя запах пива, и с наслаждением выпила целебной воды из Великой Реки. Теперь, когда голова перестала кружиться, а жажда отступила, Нен-Нуфер почувствовала, как скрутило живот.
— Кто твои хозяева, девочка? — принялась за расспросы старуха.
Нен-Нуфер вспыхнула. Только царевич Райя в силах восхищаться ее волосами, а женщины Кемета никогда не посмотрят на нее как на ровню.
— У меня нет хозяев. Я живу при храме Великого Пта и пришла сюда, чтобы помочь со сбором урожая.
Она не посмела назвать себя жрицей Хатор — жрицы не истекают кровью на руках неизвестных стражников. Была бы она жрицей — не сбил бы ее царевич подле гробницы своего отца.
— Тебе так больно?
Едва ли тело ее сейчас страдало так, как трепетала душа, оплакивая первый и единственный поцелуй. Она не могла больше сдерживать слез, плечи опустились и задрожали, руки нервно схватили фигурку Исиды, а губы беззвучно зашептали молитву — только не отвернется ли теперь от нее Хатор, именем которой она прикрывалась перед царевичем. Она не ждала нынче кровей. Не гнев ли то Великой Богини? Рука старой женщины легла ей на голову и прошлась по волосам до самых плеч, а потом Нен-Нуфер позволила себе уткнуться в старое костлявое плечо.
— Воды Великой Реки омоют тебя и дадут успокоение страдающему телу. Ступай, пока не подан сигнал к отдыху, и мальчишки не побежали купаться.
Нен-Нуфер поднялась и сделала пару шагов по циновке, чтобы оценить свои силы. Поняв, что короткий отдых и живящая вода Великой Реки вернули ее к жизни, она смело вышла из-под спасительной тени под палящее солнце, резво дошла до зарослей тростника и, разведя стебли руками, шагнула в воду. Потом опомнилась и отдернула ногу, чтобы оставить сандалии на берегу. Вода мягко коснулась разгоряченных ног, заманивая в свои объятья. Нен-Нуфер оторвала взгляд от своего дрожащего отражения и взглянула в сверкающую даль, где белели паруса лодок. Царевич обещал приплыть к ней в Фивы, но она никогда не узнает его парус среди сотни похожих и постарается не ждать его приезда. Ее единственным возлюбленным останется Кемет. За его благополучие она будет молить богиню.
Вода уже доходила до колен — подол намок и прилип к ногам. Нен-Нуфер смочила кровавое пятно и принялась, что есть мочи, тереть ткань. Платье успеет просохнуть — ладья Амона еще очень высоко. И Нен-Нуфер с мольбой простерла к солнцу руки, прося Бога не ускорять свой бег на Запад, чтобы она дольше могла не возвращаться в храм.
Нен-Нуфер с трудом сделала еще шаг. Ноги увязали в мягком иле, но вода мягко ударялась о живот, унося с собой боль и тревоги. Нен-Нуфер стояла с поднятыми к небу руками, как тогда на крыше, когда осмелилась вместе с Божественным приветствовать Осириса, вновь родившегося на свет из хаоса ночи. Она молилась за Пентаура, чтобы Боги направили его на верный путь. Она молилась за фараона и царицу, чтобы в этом году они родили Кемету наследника. Она молилась за царевича, чтобы тот не корил себя за оскорбление Великой Хатор. Она молилась и за себя, чтобы Богиня дала ей силы начать новую жизнь в Фивах и позабыть пески вокруг гробницы фараона Менеса. И вдруг кто-то поднял ее над водой и, дотащив до тростника, бросил лицом в ил.
— Я постараюсь спасти сандалии.
Она узнала голос. Он принадлежал стражнику. А вот и сам он по пояс в воде и через миг опять рядом. Нен-Нуфер вытерла ладонью грязное лицо. Он виновато улыбался.
— Прости, воды Реки унесли твои сандалии, но я не знал, чем еще швырнуть в крокодила после того, как промахнулся кнутом. Разве не знаешь, как опасно купаться одной. А если бы меня не оказалось рядом…
— Но ты оказался рядом.
Стражник отвел глаза.
— Я молилась, и Великая Хатор послала тебя ко мне, чтобы ты спас меня во второй раз, — она благодарным жестом коснулась его плеча. — Я никогда не забуду этого.
— Никто не посылал меня. Я следил за тобой. Вместо того, чтобы работать.
Стражник отвернулся к спокойным теперь водам.
— Не говори так. Нас всех посылают друг другу Великие Боги. Однажды Великий Пта послал к реке своего жреца, чтобы вытащить из реки младенца. Сейчас меня спас ты, и я хочу знать для кого просить милости у Великого Пта.
— Проси ее для Кекемура, хотя он и так уже наградил меня встречей с тобой. Как зовут тебя?
— Нен-Нуфер.
— Я не видел тебя раньше на работах, иначе бы запомнил твои волосы.
Нен-Нуфер опустила глаза, вновь пожалев, что Великие Боги не одарили ее черными волосами и миндалевидными глазами, а заключили ее кеметскую душу в чужеродную плоть.
— Я здесь впервые. И если мы будем продолжать вот так сидеть, то я не успею собрать и колоска, и Великий Пта подумает, что зря позволил тебе сохранить мне жизнь.
Слова и улыбка давались с трудом — Великая Богиня явно прогневалась на нее за царевича и нежелание возвращаться в храм.
Кекемур поднялся и, взглянув поверх тростника на поле, сообщил:
— Мы точно рискуем остаться без хлеба и пива, если не поторопимся.
Нен-Нуфер потянулась к воде, и стражник нагнулся вместе с ней, чтобы омыть налипшую на ее челку и нос грязь, затем подал руку, чтобы вывести на берег.
— Из-за меня ты осталась босой, — он глядел на ее почерневшие от мокрого ила пальцы. — Но я не смею предложить…
— Я дойду, — уверенно перебила его Нен-Нуфер.
Поначалу раскаленная земля не жгла мокрые стопы в полную силу, а потом Кекемур, который шел поодаль, догнал ее и без спроса подхватил на руки.