Любить, чтобы ненавидеть
Шрифт:
Время шло.
Наконец обшарпанный «Москвич» остановился, она впрыгнула в машину не спрашивая, дала адрес. К счастью, водитель оказался покладистым и понятливым, они быстро доехали. Катя протянула ему деньги, выскочила, помчалась к подъезду.
Гоша открыл ей сразу же, видимо, ждал у двери. Вид у него был растерянный и понурый.
— Не отвечает? — вместо приветствия спросила Катя.
— Нет.
— Ну что стоишь? Вышибай дверь!
— Катюх, недавно же ремонт делали… Меня Дашка убьет… может, слесаря вызвать?
— Вышибай, кому сказано! Не убьет, она тебя уже выгнала.
Гоша вздохнул, подошел к двери, примерился, отступил на два шага, ударил плечом и, вырвав замок с мясом, ввалился в спальню.
Дарья лежала поперек кровати навзничь, белая как мел. Высокая, полная грудь едва заметно вздымалась от дыхания. «Слава тебе, Господи», — подумала Катя и почувствовала, как у нее ослабели ноги. Она глубоко вздохнула, успокаиваясь, подняла простыню, сползшую на пол и открывшую Дарьину гордость — красивые, стройные ноги, может быть, чуть полноватые, но это, как любила говорить Даша, смотря на чей вкус. На полу, под простыней валялась пустая бутылка из-под коньяка. Катя схватила ее — 0,75, такие теперь стали делать, наплевав на традиции.
— Полная была или початая? — спросила она Гошу, который созерцал открывшееся ему зрелище из-за Катиной спины, словно боялся, что жена откроет глаза, встанет и снова выставит его вон.
— Полная, — ухмыльнулся он.
— Ну чего ты улыбаешься, подлец? Убирайся! И не забудь Сашеньку из школы привести!
Гоша без слов исчез. Катя села на край кровати и стала думать, что же ей теперь делать. Попытаться разбудить Дарью, выволочь ее в душ? Или дать выспаться? Три четверти литра коньяка… Как следует поступать с мертвецки пьяными бабами? Она улыбнулась формулировке, но напряжение, вызванное пережитым волнением, не проходило. Катя встала, прошла на кухню, заглянула в холодильник. Початая бутылка «Столичной» стояла на полочке в окружении соков. Сделав пару глотков и запив апельсиновым соком, она вернулась в спальню. Открыла настежь окно, чтобы проветрить комнату, подвинула кресло к кровати и села, размышляя о странной Дарьиной судьбе…
Какой был роман! Какая любовь! Как все девочки ей завидовали, хотя уже тогда Катя относилась к молодому художнику с атлетической фигурой, буйной шевелюрой, ленивыми, чуть вялыми движениями и ласковыми, всегда немного растерянными огромными голубыми глазами настороженно. Впрочем, думала она, наблюдая, как расцветает подруга, Дашиной твердости достанет на двоих, а когда родилась Сашенька, и вовсе успокоилась. Уже на пятом курсе Даша забросила язык, вечерами подрабатывала в роскошном магазине, расположенном на центральной линии Петровского пассажа, не гнушалась никакой работы, как-то подменила заболевшую продавщицу, очаровала забредшую в магазин группу американцев и даже сумела что-то им продать… Институт она закончила на «тройки», зато сразу же получила предложение работать продавщицей. Через два года у Даши был свой бутик. Ну не свой, а на паях с приятельницей, и не в таком престижном месте, как Пассаж, но все же настоящий бутик! Прибыль он давал куда более ощутимую, чем тот магазин на центральной линии, потому что Даша убедила подругу: быстрый оборот товара важнее, чем высокая цена. А Гоша перестал гоняться за издательскими заказами на оформление детских книг, кстати, в изобилии появившихся на прилавках, увлекся абстракциями и туманными мечтами о многотысячных стартовых ценах за свои работы на мировых аукционах. Кате его абстракции не нравились, как, впрочем, и большинству экспертов и оценщиков, по словам Гоши, ни хрена не понимающих в искусстве. Одна Даша умилялась его поискам. Доумилялась!
Мысли о Даше постепенно перескочили на раздумья о собственной судьбе.
Надо же — влюбилась… Мало того что в женатого, так еще и в иногороднего.
И что ей теперь делать? Жить от телефонного звонка до звонка?
Думал о ней и Андрей… Он сидел в своем офисном кабинете и, вопреки обыкновению, ничего не делал, только смотрел отсутствующим взглядом на экран большого компьютера.
Такого с ним еще не случалось. Нет. Разумеется, были кратковременные увлечения, но и всегда была ровная, спокойная любовь к Данусе.
Когда-то, на первом курсе, он влюбился в нее без памяти, мучился, комплексовал из-за того, что не было денег пригласить ее в ресторан, а ему казалось, что такую девочку, как она — Дануся считалась самой красивой на их курсе, — можно пригласить только в ресторан, тем более что одевалась она сногсшибательно. Тогда он не знал, что она на два года старше его, потому что до поступления в МГУ почти три года работала манекенщицей у известного модельера. Однако ее честолюбивым планам не суждено было сбыться — Клаудии Шиффер из нее не получилось. Как говорил постоянно Данусе маэстро, ей не хватало пластичности. «Ну что ты изображаешь памятник себе, любимой! — орал он, теряя терпение. — Почувствуй ткань, покрой платья, изогнись, шевельни бедром, плечом, ты на демонстрации мод, а не на военном параде. Господи, надо же — при такой красоте и фигуре… Пойми ты: манекенщица без пластики все равно что музыкант без слуха». На этом ее деятельность манекенщицы закончилась. Поразмыслив, она решила стать журналисткой. Целый год занималась с репетиторами по всем необходимым предметам и поступила на факультет журналистики. От прежнего осталась тяга к роскошным туалетам, неприступный вид, словно она снизошла до журналистики, и привычка вести себя как дама, считая всех остальных просто ребятней.
За ней иногда приезжал солидный, средних лет мужчина на роскошной машине. Андрей безумно ревновал к нему, обзывая мысленно Данусю всякими словами, пока не узнал случайно, что это ее родной дядя, заменивший ей отца, длинноногого красавчика-поляка, оставившего ее мать с годовалым ребенком, память о себе в виде отчества Дануси Казимировна и еще фотографии, спрятанной в секретной шкатулке в спальне матери. А когда узнал, что солидный мужчина не любовник, а дядя, осмелел и пригласил ее в ресторан «Метрополь». Деньги Андрей скопил, подрабатывая грузчиком на станции Москва-товарная. Дануся согласилась. В ресторан он вошел под руку с ней без тени опасения, что не сможет оплатить любой счет. Но когда раскрыл принесенную официантом карту вин, волосы зашевелились у него на голове. К счастью, Дануся заявила, что всем винам предпочитает «Советское шампанское», а оно вполне укладывалось в скромный бюджет Андрея, и он со спокойной душой повел ее танцевать, сделав заказ. На высоких каблуках Дануся оказалась одного роста с ним, высоким, прекрасно сложенным юношей. Они привлекали внимание, и он на какое-то время почувствовал себя повелителем жизни.
Подъезд Данусиного дома запирался на кодовый замок. Девушка набрала код, открыла дверь и неожиданно для Андрея ввела его за собой в просторный, слабо освещенный вестибюль. Ее лицо, казавшееся таинственным в неярком свете одинокой лампочки над лифтом, очутилось так близко, что он зажмурился и поцеловал ее. Она ответила, приоткрыв губы…
— Я боялась, что ты не решишься, — шепнула она и отстранилась, то ли чтобы передохнуть, то ли чтобы поглядеть на него. — Я заметила тебя в первый же день занятий… — и уже сама поцеловала его с обжигающей страстью.
— Я люблю тебя, — прошептал он и подумал, что признание прозвучало немного с опозданием.
Следующий поцелуй длился так долго, что у Андрея «поплыла» голова. Наверное, то же самое произошло и с Данусей, во всяком случае, она прижалась к нему всем телом и обмякла.
— Идем… — она двинулась к лифту.
— Куда? Ты с ума сошла!
— Да, сошла. Я три месяца ждала этого вечера…
— А мама?
— Мама спит. Идем.
В постели Дануся оказалась нежной, податливой, опытной и нетерпеливой…
Когда Андрей с содроганием и с тихим стоном дал ей все, чего она ждала, Дануся долго еще лежала, не отпуская его, обвив длинными ногами его бедра, прижавшись к мускулистому телу, и шептала всякие глупости…
Рано утром тихонько открылась дверь, вошла мать Дануси.
Увидев в постели дочери мужчину, она, как в старинных водевилях, всплеснула руками, выдохнув «Ах!», и скрылась за дверью. Впрочем, ее растерянности хватило ровно на полминуты, потому что почти сразу же послышался ее голос: