Любить, чтобы ненавидеть
Шрифт:
Позвонить, что ли, матери?
Но занимать телефон не хотелось, мало ли что, хотя она отлично представляла себе, что вечером Андрей скорее всего сидит дома, позвонить не сможет, ждать нечего, да и слишком мало прошло времени после его отъезда из Москвы…
Мама позвонила сама.
— Ты знаешь, я тебя видела!
— Где?
— В «Ленкоме». Ты выходила после спектакля с молодым человеком. Я заскочила на минутку по делу и увидела тебя. Он вполне…
— Значит, я не ошиблась, это была ты. Ты стояла с тетей Адой, верно?
— Если еще понадобятся билеты, звони, Катенок.
— Спасибо, мам. Обязательно. Только… — вдруг так захотелось поплакаться матери, рассказать, что Андрей живет не в Москве и она сама не знает, когда еще он появится в столице, но Катя сдержалась.
— Что — только?
— Да нет. Ничего.
— Может быть, вы с ним заглянете как-нибудь на огонек?
Вот же, материнское сердце! Как она почувствовала, что у меня это серьезно? Ни разу ни словом не заикнулась о Степе, хотя и знала о его существовании, никогда не изъявляла желания познакомиться с ним. А тут увидела мельком Андрея — и уже, видите ли, приглашает на огонек.
— Нет, мам, — сразу же отмела Катя приглашение. — Как ты себе это представляешь? Пойдемте, я вас познакомлю с моей мамой? Все равно что спросить: а когда вы собираетесь сделать мне предложение?
— Ничего подобного! Как ты умеешь все вывернуть. Уверена, что и ему было бы любопытно познакомиться со мной.
Они поговорили еще несколько минут о всяких пустяках и распрощались. Оказалось — вовремя.
Позвонил Андрей!
— Катя? Это Андрей.
— Да. Я вас узнала.
— Я не слишком поздно?
— Нет, что вы.
— У вас было занято, и потому я решил, что вы еще не легли спать.
— Я разговаривала с мамой.
— Надеюсь, вы сказали ей, как я благодарен за билеты?
— Конечно.
— Я мучительно думаю и не могу придумать повод для командировки в Москву.
Катя на мгновение замерла, потом неуверенно спросила:
— Вы хотели бы посмотреть какой-нибудь спектакль?
— Нет… то есть не обязательно. Я хотел бы повидать вас…
Для Кати это прозвучало почти как объяснение в любви. И как прикажете реагировать?
— А без серьезного предлога я не могу появиться у Аркадия Семеновича, — продолжал Андрей.
— А не появиться? — с надеждой в голосе спросила Катя.
— И не появиться не могу.
— Доложат?
— Да. И скорее всего непреднамеренно.
— Если… — она не договорила. Мысль была плодотворной, но безумной.
— Что — если?
— Помните, когда я была у вас с фирмачами, вы задержались на два дня.
— Я был в Казани, на авиазаводе. Ездил на своей машине, задержался из-за ливней — дорогу размыло… Но при чем тут это?
— Вы не могли бы опять поехать в Казань… — На том конце провода молчали. — И очутиться в «Минске»? — отчаявшись, уточнила она.
— Вы гений! Я прилечу завтра последним самолетом, это примерно около семи вечера. Оформлю номер в «Минске», и мы пойдем ужинать в ресторан.
— Лучше ко мне, хочу похвастаться своим кулинарным искусством, — возразила Катя, чтобы не оставалось никакой неясности, а то опять будет топтаться у ее подъезда и порываться поцеловать руку. Сердце сделало скачок и заколотилось быстро-быстро при одной мысли, что завтра он поднимется к ней.
— До завтра! Я позвоню вам из номера.
— Я буду ждать…
К семи часам вечера у нее все было готово. Убрано. Вылизано.
Бутылка французского вина открыта и «дышала» на кухонном столике. У входной двери стояли специально купленные тапочки, а чтобы у Андрея не возникло мысли, что они остались от какого-то его предшественника, Катя не срезала этикетку. О Косте как предполагаемом предшественнике Катя ни в коем случае не думала — он был и остался светлым символом ее прошлой, счастливой жизни, а сейчас она наложила табу на свои воспоминания.
В телефонной справочной службе Аэрофлота ответили, что самолет из Средневолжска уже приземлился. Машина от Внукова идет минут сорок, ну, будем считать, с пробками — все пятьдесят, даже час… Значит, он скоро будет в гостинице… Оформится, поднимется в номер… «Господи, какая же я идиотка — не сообразила договориться, что буду ждать у гостиницы! Нет, нет, нельзя уж так прямо стелиться. И без того я умудрилась вылезти, не сдержалась: «лучше ко мне». Что он обо мне подумает?» — в который раз задалась она вопросом…
Андрей позвонил только около девяти, когда Катя уже вконец извелась.
— Скажите номер квартиры, я сам поднимусь. Я ведь знаю ваш подъезд.
— Нет, нет, я хочу вас встретить в Мамоновском переулке, у театра, хорошо?
— Боюсь, я не знаю где это, — растерялся Андрей.
— Господи, да это же ТЮЗ!
— Тогда все понятно — бывший переулок Садовских? — уточнил он.
— Совершенно верно!
Катя бросилась к зеркалу, хотя смотрелась в него уже раз пять, что-то поправила в прическе, достала губную помаду, положила на место, схватила тени для глаз, бросила, сказала себе: «Не суетись», выбежала из квартиры и скатилась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.
Она шла стремительно и подходила уже к театру, когда наконец увидела Андрея. Он держал большой букет роз. Легкая рубашка с открытым воротом шла ему гораздо больше, чем строгие, всегда прекрасно сшитые костюмы, в которых до этого видела его Катя. И Андрей улыбался. Улыбался не ей, а самому себе, — она видела, что он не смотрит в ее сторону, не ищет ее глазами, а просто идет и улыбается, как может улыбаться только очень счастливый человек. Это настолько ее поразило, восхитило, умилило, что Катя ускорила шаг, почти бегом приблизилась к нему и, выдохнув: «Андрей», ни о чем не думая, обняла и поцеловала, смяв роскошный букет. Потом отстранилась, испуганно посмотрела на него, по его сияющим глазам поняла, что все хорошо, и взяла букет…