Любить, чтобы ненавидеть
Шрифт:
Катя с удивлением уставилась на подругу.
— Что ты несешь, Дашка, чего ты ко мне прицепилась? Чем меня судить, может, поразмыслишь над собственным поведением? Сама говорила, что приходишь с работы, валишься снопом в постель, и любые попытки Гоши расшевелить тебя вызывают только злость и раздражение. Говорила?
— Ну, говорила. Должен же кто-то в этой семье работать и деньги в дом приносить! Устаю как собака.
— А муж пусть завяжет свое хозяйство морским узлом? Так, что ли? Сама подумай. Лучше бы настояла, добилась, чтобы он работал, хоть что-нибудь делал, а то лелеешь в нем и в себе фантазии об его исключительности,
— Он на самом деле талантлив — это правда, все говорят! — с возмущением перебила Даша.
— Никто и не спорит. Только нечего сидеть и холить свой талант, поглаживая его по животику, нужно работать! Здоровый мужик, сидит на твоем иждивении, покорный любой твоей прихоти. Ты сама поставила его в униженное положение да еще и отвергаешь его супружеские притязания. А он, по твоим рассказам, — биологически активная особь.
Даша вдруг встрепенулась, уставилась в недоумении на подругу и с удивлением спросила:
— Интересная формулировка. Откуда ты это взяла?
— Ты в самом деле все забыла. Десять лет назад, когда вы еще не были женаты и ты бегала позировать в его прежнюю мастерскую, именно ты мне выдала это определение, ссылаясь на какую-то книгу, и еще добавила от себя, когда я вытаращилась от удивления, — «нормальная научная формулировка, означающая половую активность человека», неужели не помнишь?
— Нет, хоть убей, не помню. Надо же. То есть получается, не мужик, а перпетум мобиле, вечный двигатель?
— Вроде того, — улыбнулась Катя.
— Значит, и женщина может быть биологически активной особью?
— Перестань придуркиваться и изображать сексуальную неграмотность — сама же меня просвещала.
— Видишь, как все у меня нескладно получается, даже прогнать толком мужа не могу, потому что ему не на что жить. Подумать только — выгоняю мужика и сама же его кормлю и деньги на мелкие расходы даю. Ты что-нибудь подобное слышала? — И такая горечь прозвучала в Дашиных словах, что Катя потянулась, чтобы обнять ее.
В этот момент с грохотом распахнулась входная дверь. В комнату буквально ввалился Гоша в разорванной куртке с окровавленной правой рукой, которую он придерживал другой за локоть. За ним, вздрагивая от рыданий, вбежала Саша, цепляясь обеими руками за свисавший лоскут отцовской куртки.
— Нас с папой собака покусала, — заикаясь, проговорила девочка.
Дарья вскочила с ковра, подхватила дочь, принялась лихорадочно осматривать ее, но Гоша, не скрывая гордости, заявил охрипшим голосом:
— С ней все в порядке, я не подпустил… Сволочной кобель, точно с цепи сорвался, бросился, руку вот в кровь разодрал… я ему ногой по зубам врезал…
Прибежала Клава, запричитала:
— Вай мэ! Что же это творится?
Катя подбежала к Гоше, помогла ему снять изодранную куртку, охнула:
— Господи, Гошенька, надо в поликлинику! Даш, погляди, как все разворочено, с ума сойти!
Даша передала Клаве дочь, подошла, бросила беглый взгляд на рану и спросила внезапно осипшим голосом:
— Очень больно?
— Угу…
— Потерпи, мы сейчас в поликлинику поедем.
— Зачем в поликлинику?
— Как — зачем? Может быть заражение. И собаку надо проверить — вдруг бешеная. И не спорь, не спорь! — закричала Дарья, хотя Гоша и не думал возражать, села на стул и вдруг в голос заплакала.
Начиная с понедельника на Катю навалилось столько работы, что она уходила из офиса последней, едва добиралась до дома и валилась спать, выпив лишь стакан чаю с бутербродом. Аркадий Семенович заинтересовался строительным бизнесом и, как всегда, начинал с глубокого и серьезного анализа опыта серьезных зарубежных фирм. Это требовало ознакомления с литературой, целый ворох которой Кате предстояло перевести. Объективно никакой спешки не было, но уж таков был характер шефа — если что-то задумал, то действовал по народному принципу «вынь да положь». Вот и сидела она, в полном смысле слова, не разгибаясь. Брать эту работу домой не хотела — пусть фиксируются ее переработки непредвзято, а то прежде не раз бывало — возьмет перевод домой и словно так оно и должно быть, никто ведь не видит, сколько часов она просидела за ним у себя на кухне или, возможно, лежа на диване. Сама Катя предпочла бы работать дома, но когда позвонил Андрей и она поделилась с ним, он сразу же посоветовал делать работу в офисе. «Аркадий Семенович обязательно даст тебе отгулы, и мы с тобой встретимся! Постарайся не очень гнать свой перевод — чем больше переработка, тем больше отгулов», — добавил он напоследок. Не бог весть какая премудрость, но Катя сама не то чтобы не додумалась, а просто не стала бы так поступать, она предпочитала брать работу домой и утром, в час пик, не мчаться сломя голову в офис, а подольше поспать.
Катя не стала спрашивать, каким образом и где может состояться их встреча с Андреем, главное — они будут вместе!
Эта мысль, как назло, лишь придавала ей творческих сил, и работа, вместо того чтобы растянуться надолго, буквально кипела. Катя пребывала в состоянии не то эйфории, не то стресса, и именно поэтому, как утверждает наука, все у нее ладилось, все получалось удивительным образом легко, быстро, хорошо.
Все получилось наилучшим образом: Аркадий Семенович был очень доволен результатом, дал ей три дня отгулов, разрешил присоединить по желанию либо к отпуску, либо к любым выходным дням и даже наградил премией. Оставалось согласовать с Жанной Ивановной отгульные дни. Та конечно же стала причитать, что Катя обязана думать не только о себе, но и о работе всего отдела, и поэтому ей лучше присоединить эти дни к отпуску, на что вышедшая из повиновения переводчица брякнула:
— А вы должны подчиняться решениям шефа, а не заниматься самоуправством. Если вас что-нибудь не устраивает в моей работе, жалуйтесь, пишите докладную, делайте что хотите. Аркадий Семенович предоставил мне право выбора, и я им воспользуюсь.
На этом разговор был закончен: кто-кто, а Жанна прекрасно понимала, что такого переводчика еще поискать.
Вернувшись домой, Катя позвонила Андрею, чтобы уточнить, как она предполагала, дату его приезда и тогда уже точно определить, какие дни ей освободить.
— Я вам перезвоню чуть позже, — сказал Андрей, — если позволите, минут через сорок.
По этому «вы» Катя поняла, что он не один.
— Позволю, позволю, — весело ответила она, положила трубку и стала ждать звонка.
Ровно через полчаса раздался звонок городского телефона. Катя схватила трубку, но вместо Андрея услышала голос Степа:
— Привет, Катюх! Я звоню из Тюмени, — как ни в чем не бывало радостно сообщил он. — Я зверски соскучился по тебе! Что поделываешь?
— Ты оставишь меня когда-нибудь в покое? Сколько можно!