Любить или воспитывать?
Шрифт:
– Но почему же…
– Я думала сто раз, читала. Может, все дело в том, что очень много всего накоплено – мысли, опыт, полезные какие-то вещи, и очень хочется отдать. А кому же, как не детям… Вы знаете, парадокс в том, что я в детстве их совершенно не опекала. Отпускала в лагеря, в походы, на все их подростковые просьбы отвечала: конечно, давай пробуй! Может быть, поэтому у них никогда не было ничего похожего на подростковый кризис, как его в книжках описывают. («Конечно, не было! – подумала я. – Потому что они его, этот кризис, так до сих пор и не прошли. Чтобы инициация состоялась, должно быть сопротивление материала».) Мы с мужем даже удивлялись: парням уже по шестнадцать – восемнадцать лет, а они по-прежнему с нами всем
– Клавдия Николаевна, как вы думаете, в чем эволюционный смысл того, что однажды родители перестают понимать своего ребенка, сука рычит на своих подросших щенков, а медведица прогоняет выросшего пестуна за границы семейного участка? Ведь если это так повсеместно в природе закрепилось, значит, это для чего-то ужасно важно?
– Ну я понимаю, что вы хотите сказать… чтобы они ушли и жили своей жизнью… Но мы-то все-таки не собаки и не медведи…
– Но сказка про Золушку и мачехиных родных дочек есть и у нас, – напомнила я. – А аналогичной сказки про маменькиных сынков нет просто потому, что исторически у женщины не было возможности долго пестовать своих подросших сыновей, они быстро переходили в ведомство «мужского мира», а там действовали жесткие законы конкуренции. Теперь все изменилось – и вот только ленивый не жалуется на изнеженность, вялость и несамостоятельность современных молодых мужчин.
– Послушайте, но даже в угоду вашим законам эволюции я не могу выбросить своих детей из головы и из сердца, как это делает сука или медведица!.. Кстати, я пыталась отвлечься, заниматься собой: хожу в бассейн, записалась на курсы компьютерного дизайна, много читаю – наверстываю то, что не успела прочесть в юности…
– Но ведь никто не говорит, что родители «непонятых» подростков расстаются с ними навсегда, – напомнила я. – После периода семейного «непонимания» и социальных поисков в благополучном случае наступает следующий период – период дружеского общения взрослых, родных людей.
Клавдия Николаевна долго молчала, глядя перед собой.
– Я не смогу, – наконец сказала она. – Я сто раз обещала себе не вмешиваться, но когда они сами приходят и спрашивают, а я вижу, что нужно сделать… Особенно теперь, после смерти мужа… Что у меня осталось? Вы правы, скорее всего, но я не смогу…
– Кто вы по специальности?
– Я акушер-гинеколог. Очень люблю свою работу, но… сами понимаете, там, в родилке, я тоже привыкла брать ответственность на себя, те же двадцать пять лет…
– Вы что-нибудь придумаете! – уверенно сказала я.
В шесть лет они пришли ко мне тестироваться перед школой, и Люба сама напомнила мне о прошлом визите. В памяти на удивление легко всплыла несоленая гречневая каша, и я спросила:
– Как там свекровь?
– Все чудесно! – улыбнулась Люба. – Она тогда почти сразу уехала на полтора года в Конго, по специальности, с какой-то гуманитарной миссией, нам сказала: обновить свой французский язык. Я, конечно, прыгала от радости, но вы бы видели, как обиделись на нее эти великовозрастные балбесы: как же, мамочка нас бросает! Потом, конечно, все устаканилось, муж начал как-то сам принимать решения, а когда она вернулась, все и вовсе стало хорошо, моя мама нам столько не помогает, сколько свекровь. Теперь вот согласилась Карину в музыкальную школу возить… Только холостой старший брат все еще на всех в обиде и моему говорит: жаль, что мама раньше в джунгли не уехала, когда мы еще с Ленкой жили. А теперь уже поезд ушел – у Ленки новый муж и от него ребенок…
Как утопить «Титаник»
– Я чувствую себя идиотом, вы понимаете или нет?! Я не могу…
– В каком именно случае вы чувствуете себя идиотом? – уточнила я.
– А вот когда жена заставляет меня с ними играть. В мячик или в машинки – больше ни мне, ни ей в голову ничего не приходит. После пяти минут пинания мячика туда-сюда или делания «ж-ж-ж» машинками я чувствую, что сатанею…
Двое симпатичных русоголовых мальчишек (два с половиной и четыре года) ползали по ковру у моих ног и согласно делали то самое «ж-ж-ж» моими многочисленными машинками.
Папа поправлял очки.
Женщина сначала сидела, обиженно поджав губы, а потом перешла в наступление:
– Да уж, конечно, куда проще им мультики включить, а самому – к компьютеру…
– Стоп, стоп, стоп! – весь ее дальнейший монолог, до последней запятой, я легко могла проговорить сама. – Ролевые игры! – энергично предложила я. – Это прекрасный, естественный и, в общем-то, единственный способ развития общего интеллекта ребенка-дошкольника. Конечно, природа запрограммировала его развертывание в разновозрастных группах детенышей, но с ними сегодня некоторые проблемы, поэтому родители должны компенсировать… Впрочем, вам повезло: у вас двое близких по возрасту детей…
– Погодите, погодите, – прервал мое оптимистичное чирикание папа. – О чем вы вообще говорите? Что это такое? Домашний театр, что ли?
– Гораздо проще, – ответила я. – Игры с ролями. Всегда были. Вспомните свое детство. «Я буду пограничник, а ты будешь собака пограничника. Вон там – нарушитель границы. Говори: гав-гав-гав – и хватай его!»
– Гав-гав-гав! – охотно сказал младший мальчик и вежливо укусил папу за брючину. Мужчина опасливо отодвинулся.
– Понимаете, это одновременно и игра, и такой способ освоения действительности. Вот глядите: двести лет назад родился в русской крестьянской семье ребенок. До года лежал в люльке под снотворным, сосал тряпочку с маковым жмыхом. Потом его оттуда вынули и отдали старшим братьям-сестрам. Они его сразу взяли в игру. Назначили для начала тем, кто он и есть: младенцем в игре «в семью». Вот мама, вот папа, они на работу в поле ходят, а потом его как будто кормят тюрей с листа лопуха. Прошел год. Ребенок подрос, и его назначили собачкой пастуха. Объяснили: если вот оттуда высунется Ванька (он – волк!), кричи «гав-гав-гав»! Прошел еще год. Теперь наш ребенок – пастух или волк, у него есть своя собачка, и все они пасут коровок, сделанных из полешек. Еще год. Наш ребенок – отец (или мать) семейства – пашет игрушечным плугом, печет игрушечные пироги в игрушечной печи, ездит на ярмарку, ругает новонародившихся «деток». Еще год. И вот уже шестилетний ребенок – организатор все той же игры «в жизнь», он сам распределяет роли. Еще год. Крестьянское детство коротко – семилетка уходит работать, пасти настоящих гусей. Но игра уже подготовила его практически ко всему, с чем он встретится в жизни… Понимаете теперь?
– Э-э-э, – субтильный интеллигентный папа взглянул на меня в некотором ошеломлении – жизнь крестьянской общины двухсотлетней давности явно была слишком далека от него. – Но я, видите ли, инженер… Эти ваши игры…
– Есть целый набор стандартных, вполне современных ролевых игр, – поспешила уверить я. – Детский сад, школа, поликлиника или больница, магазин или автолавка, стройка, гости, авторемонтная мастерская…
– Но это ж сколько всяких игрушек надо, если во все это играть… – задумалась мама.
– Нисколько! – возразила я. – Миры создаются прямо из подручных материалов, в этом самая соль. Ребенок, который может поскакать на палочке, покормить ее сеном, поставить в стойло, потом из этой же палочки сделать ружье, потом из нее же – границу, лопату, меч, – такой ребенок гораздо более развит интеллектуально, чем тот, которому для игры все эти предметы нужны по отдельности и в максимальном правдоподобии.
В доказательство своих слов я из чеков хозрасчетного отделения, пригоршни желудей, двух ракушек и машинки без одного колеса быстренько создала у себя на столе приемный покой больницы скорой помощи.