Любить всем сердцем
Шрифт:
Она сплевывает на него кусочек ногтя.
— Я так не думаю. — Затем она переключается на другой большой палец.
У меня внезапно возникает вопрос: почему жевание ногтей, то, что я обычно нахожу непривлекательным, довольно мило с ней? Или, может быть, меня возбуждает тот факт, что она, похоже, так же увлечена этим стремлением к разрушению.
Бетани объяснила свой план по дороге к дому Бена. Ее лицо морщилось, как будто она съедала кислую виноградину каждый раз, когда говорила о стуле, и очаровательно краснела
Мы вытащили пластиковый детский бассейн на задний двор и наполнили его водой на шесть дюймов. Теперь самое трудное.
— Ладно, я сейчас принесу. — Я потираю руки. — Открывай дверь.
— Уверен? — Бетани приподнимает брови и сдувает длинную прядь волос, выбившуюся из ее теперь уже небрежного хвостика.
— Да.
— Постарайся вести себя тихо. Мы же не хотим разбудить ни Бена, ни Эллиот.
Я смотрю на стул из кошмаров.
— Тихо. Понял.
Бетани резко разворачивается, и я слышу, как открывается раздвижная стеклянная дверь, ведущая из спальни Бена на задний двор.
— Это всего лишь стул, — шепчу я.
Одним быстрым движением я хватаю вырезанное вручную дерево, которое передавалось из поколения в поколение свихнувшихся, зомбированных Лэнгли, и мчусь к заднему двору. Ублюдок тяжелый — вероятно, потому что пропитан слезами и гордостью юного Джесайи Лэнгли.
— Хорошо! У тебя получилось! Ты почти на месте, — тихо подбадривает меня Бетани, пока я неуклюже несу объект в дальний конец двора и ставлю его в детский бассейн. — Да! Ты сделал это!
Она поднимает руку, и я шлепаю по её ладони, что реально чертовски приятно.
— И что теперь?
Ее ухмылка наполовину злая и на сто процентов красивая, когда девушка берет мою руку и вкладывает в нее холодную металлическую емкость.
— Пора отправить эти воспоминания прямиком в ад, где им самое место.
Мой рот растягивается в зловещей улыбке, которая совпадает с ее, и я открываю крышку канистры с жидкостью для розжига.
— Это будет чертовски приятно.
— О, да!
Я обливаю деревянный стул, получая кайф от едких паров – или, может быть, это ожидание освобождения дает мне ощущение парения.
— Сколько лет этой штуке?
— По меньшей мере сто.
Хожу вокруг бассейна, уделяя особое внимание задней части, где мне всегда приказывали держаться.
— Идеально. Он вспыхнет, как римская свеча.
Легкомысленность в ее голосе привлекает мое внимание.
— Ты что, поджигатель?
Ее улыбка исчезает.
— Шучу, гений. Хорошие девочки вроде тебя не играют с огнем. — Двойной смысл моих слов на тысячу процентов преднамерен. Такая милая девушка, как она, никогда бы не захотела связываться с такой катастрофой, как я.
Я опустошаю емкость и отбрасываю ее в сторону. Протягиваю руку, и Бетани шлепает мне на ладонь коробок спичек.
— А теперь вспомни самое мучительное
— Это часть твоего обучения развития детей?
Бетани игриво толкает меня бедром и перенаправляет мое внимание на стул.
— Как только будешь готов, поджигай его.
Не колеблясь, я достаю три палочки и щелкаю ими по своим передним зубам. Они лопаются и вспыхивают с быстрым, горячим шипением.
— Вау! — Ее глаза сверкают и мечутся между пламенем и моим ртом. — Это было потрясающе.
Я ухмыляюсь и бросаю спички на стул.
Предмет из моего прошлого моментально вспыхивает пламенем. Жар обжигает мне глаза, и я обнимаю Бетани и оттаскиваю ее от огня. Пламя поднимается по меньшей мере на семь футов, и благодарен Бену за его каменный забор, так что никто этого не увидит.
С благоговейным трепетом наблюдаю, как горит худшее из прошлого Джесайи Лэнгли. Неприятие родителей, отказ старшего брата, неодобрение — все это превратится в крошечные угольки и будет унесено ветром.
Я это чувствую.
Словно груз спадает с плеч.
Меня захлестывает волна адреналина. Поворачиваюсь к Бетани, которая смотрит на огонь с той же интенсивностью, что и я. Как будто она понимает мою боль. Я жил в окружении людей: сотрудников, поклонников, аншлаговых арен. Но это первый раз, когда я не чувствую себя полностью одиноким.
Хватаю ее за руку и притягиваю к себе. Бетани отрывает взгляд от огня и смотрит на меня с волнением в глазах. Свет танцует на ее лице, и внезапно она становится самой великолепной женщиной, которую я когда-либо знал.
— Знаю, что ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе. — Обнимаю ее за талию и прижимаю ее бедра к своим. — Но сейчас, сегодня вечером, могу я...
— Просто поцелуй меня. — Она смыкает руки вокруг моей шеи, и притягивает мои губы к своим.
Нет никакой прелюдии. Никаких нежных уговоров, как я ожидал потребуются такой девушке, как Бетани.
Наши языки сливаются в неистовом поцелуе. Встреча наших ртов не нежная, нет никакого ритма, но этот горячий беспорядок чертовски возбуждающий.
Ее пальцы впиваются в мою шею и посылают восхитительные импульсы вниз по позвоночнику, забирая с собой всю кровь в моем мозгу. Я запускаю руку ей в волосы, наклоняю голову и углубляю поцелуй. Она раскрывается, наши зубы и языки ведут борьбу за контроль.
Отрываю рот и смотрю на нее, пытаясь отдышаться и замедлить бешено бьющийся пульс.
— Откуда ты, черт возьми, взялся?
Бетани не дает мне возможности наполнить легкие, прежде чем снова набрасывается на меня. Ее рот идеально подходит моему, когда мы целуемся, как будто слишком долго голодали друг без друга. Жар пламени за моей спиной не идет ни в какое сравнение с огнем, пылающим между нами.