Любитель историй
Шрифт:
спросил, есть ли у меня мечта. Не раздумывая, я пожал
плечами. О чем мне было грезить? Разве что повернуть
время вспять! И возвратив детство, вновь оказаться в
речном поселке со своими родными, в день нашей
развеселой ярмарки…
Капитан затянулся и коротко
«Я не особо верю в чудеса. Но сегодняшним вечером меня
убедили в обратном», - произнес он.
«В этом состоит цель нашего путешествия?» - уточнил я.
Но Бероуз не ответил, а лишь отрешенно изрек:
«Чем старше мы становимся, тем отчаяннее стремимся
вернуться в детство. Наши мечты и надежды утекают
сквозь пальцы, и мы все реже доверям собственным глазам,
забывая, что мир произошел от небывалого чуда».
«Мы отправляемся за мечтой», - догадался я.
Капитан промолчал. Но мне и ненужно было никаких
подтверждений.
Рано утром мы покинули порт...
Голос Скитальца оборвался внезапно. Скользнув к
мостику, он бросил быстрый взгляд на стоящий поблизости
галеон. Его что-то вывело из равновесия.
Вернувшись обратно, он не стал продолжать свой рассказ:
– Сейчас не время.
Рик нахмурился. Лицо бывшего юнги выглядело слишком
встревоженным, что бы задавать лишние вопросы.
– Слушайте меня внимательно. Когда спуститесь вниз, по
правую руку, на уровне живота, зарубки в виде креста,
через каждые девять шагов.
– Но вы не рассказали нам ...
– попытался встрять в разговор
Оливер.
Рука Скитальца дернула его за плечо. В одну секунду они
оказались возле борта, и у юноши закружилась голова.
Среди серых клубов тумана, словно верхушки подводных
скал тянулись грязные кляксы размытых фигур.
– Ты их видишь? – прошептал на ухо моряк.
– Да, - испуганно ответил тот.
– Там - смерть. Они ищут твоего друга, и если вы не
соизволите унести отсюда свои ноги, то в скором времени
окажитесь кормом для рыб. Так что поспешите!
– Кто они?
– Неважно. Главное помни одно, - Скиталец подошелк Рику
и взял его за руку, - их притягивает твоя метка. Будь
осторожен. А теперь уходите, я их задержу.
– А как же вы?..
Лицо Скитальца внезапно стало невероятно усталым,
словно он не спал уже несколько дней. И все же он нашел в
себе силы улыбнуться:
– Я сам найду вас.
В последний раз, бегло взглянув на пиратов, которые
застыли возле борта, Оливер дернул приятеля за руку и
потянул вниз.
День шестой: в который Свифт узнает тайну каперов,
а Джейсоны находят временное пристанище.
Погода портилась на глазах. Тучи надолго поселившись на
небе, изрыгали на город ужасный гром, а промозглые
северные ветра окончательно ухудшили и без того
бедственное положение. Рыбаки поговаривали, что такого в
Прентвиле не бывало со времен последней Тиарской войны,
случившейся добрую сотню лет назад. Весна всего за пару-
тройку дней обратилась настоящей суровой осенью, когда
лужи сковывает мороз и с деревьев слетает последняя
листва.
Клер сидела посредине библиотеки и с ненавистью
взирала на рваные обложки, изодранные в клочья листы и
разбитые полки. Она презирала эти немые источники
знаний, которые бесповоротно разрушили ее жизнь.
Очередная бессонная ночь не прошла впустую. Часы
пробили двенадцать, заставив Клер избавиться от тяжких
мыслей. Урок для нее оказался довольно прост - им с
братом больше не следует жить в плену собственных
воспоминаний. Однако кое-кто был не согласен с подобным
суждением. Призрак отца, ненадолго оставив ее в покое,
пришел вновь. Спустившись на первый этаж, Клер
услышала скрип половиц, а затем увидела тень. Высокая
фигура в плаще проплыла в сторону кабинета мистера
Лиджебая и растворилась за дверью.
Девушка знала – дом никогда не оставит их семью без
присмотра. В каждой доске, в каждом дюйме этих мрачных
стен были скрыты воспоминания о Джейсоне-старшем. Его
страхи, боль, одиночество все еще витали между пролетов,
рождая образы и видения давно забытых лет. Клер
понимала, какое жуткое наследство досталось ей с братом –
но выбора у них не было.
Она долго смотрела на ровные полки книг. Когда-то такие
близкие и родные, сейчас, они казались ей предателями,
способными вонзить нож в спину, лишь бы их не касались
посторонние руки. Царивший полумрак, в котором словно в
пыльном алькове тихо похрапывали тысячи древних
фолиантов, слегка шелестя пожелтевшими страницами,