Любийца
Шрифт:
— Посмотрел в глаза этому Бондареву. Поговорил бы с ним…
— С человеком, который?..
Мужчина нетерпеливо перебил:
— Осужденному всегда дается последнее слово, Наташа. А он, вроде бы, и не осужден пока, да? Конечно, вы сейчас скажете, что есть и человеческий суд или суд совести или еще что, но… Знаете, если честно, мне в этой истории не все понятно. В отличие от вас, — он с легким упреком взглянул на меня.
— Мне тоже не все понятно, но я знаю главное.
— Точно знаете?
Я не ответила.
—
— Я верю фактам, — твердо сказала я.
— Скорее, не фактам, а факту. Одному-единственному.
— Двум. Брелок и продажа машины.
— Ну, продажа машины может оказаться ни при чем. Если Бондарев не пользовался ею, почему он не мог продать ее после смерти отца? И вообще, мне кажется, что вы чересчур спешите обвинить человека, которого любили! Или — не любили?
Проигнорировав его вопрос, я продолжила:
— Ладно. Продажа машины — случайность. Но откуда мог оказаться в его гараже брелок?
— Мм… здесь надо думать. Он точно был ваш, ну, то есть вашего сына?
— Вы, Глеб, наверное, полагаете, что в нашей провинции налажен массовый выпуск таких сувениров, и теперь они украшают каждую вторую связку ключей! — Я с досадой посмотрела на него. — Можно предположить и другое: кто-то привез из Индии точно такой же брелок и подарил его Бондареву. Только вероятность подобного совпадения примерно такая же, ну, как… — я на секунду задумалась. — Как если бы сейчас открылась дверь нашего купе, и вошел инопланетянин!
В дверь раздался тихий стук.
— Да-да, — проговорил Глеб и шепнул: — А вдруг?..
Дверь откатилась в сторону, и тучная, предпенсионного возраста проводница скучно поинтересовалась:
— Чай будете?
— Будем? — мой попутчик вопросительно посмотрел на меня.
— Нет.
— Нет, — продублировал он, и женщина двинулась к соседнему купе.
Поезд приближался к какой-то станции. «Со-о-всем-не-та-а-к, со-о-всем-не-та-а-к», — стучали колеса, замедляя ритм. В сгущавшихся сумерках проплыли станционные постройки, показался неярко освещенный перрон. Начинал накрапывать дождь, стекло окна покрылось мелкими косыми капельками.
Вагон слегка качнуло: поезд остановился.
— Покурю на свежем воздухе, — объявил Глеб, вставая.
— Так дождь.
— Не сахарный, не растаю.
Он вышел, а я задумалась над его словами. Теперь, когда первый шок, вызванный моей находкой в гараже, прошел, я действительно могла взвесить все за и против.
Впрочем, какие там «все»? В моем случае ни одного за невиновности Бондарева у меня не было. А против — два: брелок и продажа машины. Ну, ладно, насчет продажи машины Глеб мог оказаться прав, но брелок?.. И все же он заронил в мою душу первые сомнения.
В коридоре послышался шум голосов, дверь вновь откатилась, и в проеме возник мужчина.
— Простите, пятнадцатое здесь?
У меня было четырнадцатое место. Очевидно, пятнадцатое было надо мной. Я молча кивнула.
— Света, давай сюда, — крикнул мужчина в глубь коридора и принялся втягивать огромный черный чемодан на колесиках. Секунду спустя в проеме появилась молодая девушка в светлом плаще с недавно выполненной химией на голове.
— Подожди, сейчас я его пристрою, — мужчина не без усилий водрузил чемодан на верхнюю полку и грузно опустился напротив меня, тяжело дыша и вытирая лоб. Покосился на бутылку Глеба.
Девушка изящно впорхнула в купе.
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, — ответила я.
Все, поговорить с Глебом сегодня больше не удастся.
— Еле успели, — пробурчал мужчина. — Все твоя мать…
— Да ладно тебе, папа.
— В общем, так: приедешь — сразу позвони, что там и как. Тете Тане привет, — мужчина встал, девушка легко коснулась его щеки губами.
— Пока, папа.
Глеб вернулся через пару минут.
— О, нашего полку прибыло! — проговорил он, пятернями забрасывая за уши свои неопрятные волосы. — Одна очаровательная женщина — хорошо, но две, естественно, лучше. Жаль, мне скоро выходить.
У меня екнуло сердце. Этот человек, с которым я и познакомилась-то каких-то сорок минут назад, вдруг стал мне очень нужен: я подумала, что если бы наш разговор продолжился, мой странный попутчик, в конце концов, смог бы найти разумное объяснение появлению Санькиного брелка в гараже. Разумное — то есть по моему определению такое, которое сняло бы мои подозрения с Бондарева. Нет, не подозрения, обвинения. Он мог бы вернуть мне счастье любить и быть любимой. (Тьфу, черт, что-то я сбиваюсь на лексику мыльных сериалов.) Да, жаль…
Глеб внимательно посмотрел на меня и прочитал что-то в моих глазах. Слегка пожал плечами.
— Мне и правда скоро выходить, Наташа. А вы ложитесь спать. И — не рубите с плеча: топор — плохой инструмент для решения вопросов.
Девушка, листавшая женский журнал, подняла голову и с любопытством посмотрела на него.
— И знаете что? — неожиданно добавил он. — Дайте мне свой телефон. Так, на всякий случай…
Я вырвала из блокнота листок, написала свой номер и отдала ему. Потом, спохватившись, забрала листок назад и дописала код.
Я вдруг ощутила страшную усталость. Принялась застилать постель: мне больше не хотелось ни говорить, ни думать — просто упасть щекой на подушку и закрыть глаза.
Глеб взял свою бутылку, поболтал ею возле уха и сунул в дипломат. Потом сел и уставился в темное окно.
Стоя к нему спиной, я расстегнула сумку и достала халат. Украдкой взглянув на Глеба, потянула в сторону дверь, чтобы пойти в туалет переодеться. Не поворачивая головы, он проговорил:
— Так еще после станции не открыли. Переодевайтесь здесь, я выйду.