Люблю трагический финал
Шрифт:
— К-хе…
И долгое время потом ей казалось, что глаза куклы в это мгновение внезапно расширились и какую-то долю секунды, не мигая, в упор, словно живые, смотрели на ее противницу…
Словно загипнотизированная их силой, рыжая девочка вдруг ахнула, выпустила куклу из рук и, поскользнувшись на гладком камне, опрокинулась назад…
Ночью Анна проснулась от кошмара: она наклоняется над круглым колодцем, и сквозь прозрачную воду на нее в упор смотрят выпученные белесые глаза девочки-курортницы… Рыжие волосы полощутся и змеятся
И она хнычет одно и то же:
— Зачем твоя кукла утопила меня?!
Разумеется, наяву рыжая девочка не утонула…
На визг и детский плач сбегаются взрослые… Мокрую и плачущую курортницу вытаскивают из воды и укутывают в полотенца. Воды в разгар жаркого лета в колодце было воробью по колено, именно поэтому детям и разрешали играть возле него… Но шок, который Анна испытала, когда Рыжая летела в колодец, наполнил кошмарами детский сон, и в нем сцена получила совсем другое продолжение. А кукла, которую каждый ребенок в детстве втайне считает живой (например, все дети верят, что игрушки, когда их никто не видит, двигаются), приобрела особую, немного зловещую силу…
В общем, коварная рыжая девочка отнюдь не утонула.
Да и сама Аня не искупалась в страшном Змеином озере.
Но что-то… какая-то чертовщина в этой истории была…
Шекспир и вслед за ним Маргарет Тэтчер считают, что в жизни бывает время приливов и отливов. Наверное, бывает и время — полоса — каких-то запредельных, чуточку паранормальных штучек.
Во всяком случае, эта детская история обогатила Аню существенным опытом: человеческое коварство не имеет границ.
Но почему именно теперь вспомнился ей тот детский сон? Много лет ее не настигало это воспоминание — и этот колодец, и как она заглядывает в его глубину. И видит там на дне…
— Брр!
— Давай руку, сосулька! — Петр протягивал ей ладонь, помогая вскарабкаться на яхту.
Да уж… Брр… Все хорошо в декабре на Красном море… И загорать приятно — сухим, разумеется, — в шезлонге, на песочке, на припеке… и плавать не холодно… Но вылезать из воды, да на ветерке. Студено!
— Ай-ай-ай… Дайте нам полотенчико, дайте нам халатик махровый, люди добрые, — запричитала Анна. — Сами мы не местные…
Добрый муж, конечно, тут же закутал обожаемые плечи в пушистое полотенце и прижал Анюту к себе:
— Теперь не холодно, кочерыжка мокрая?
— Теперь нет. — Она блаженно закрыла глаза.
«Не холодно и не страшно…» — хотела добавить она. Но не стала. Еще станет расспрашивать, что случилось да как… Да почему было страшно? А откуда она знает почему?! Что-то похожее на предчувствие.
Да нет… Нервы. Просто тень, якобы метнувшаяся за ее спиной, испугала ее… Вызвала неприятные воспоминания… Но теперь, в пушистом полотенце рядом с мужем, это происшествие уже стало понемногу забываться.
Айла родилась на том участке земной территории, где цвет кожи у населения передает всю мыслимую у хомо сапиенс гамму оттенков: от иссиня-черного до рыжего в веснушках и шоколадного, и даже молочной белизны и белокурости…
Этот африканский перекресток был связан с настоящей Черной Африкой древними торговыми путями золота через Сахару. И откуда, наверное, брало начало происхождение Айлы. Из колдовских глубин, магии, ворожбы и заклинаний, видений — сквозь огонь костра, гул барабанов, шум ветра…
Иначе как объяснить, что под стук колес поезда Краснодар — Москва, который вез студентку Кубанского университета на каникулы в столицу, в купе, слабо освещенном лиловым светом ночника, ее вдруг стали душить кольца змея Бид…
Это была древняя африканская легенда о змее, живущем в колодце… Змея Бид, как и многих других змеев в мифах многих других народов мира, умиротворяли жертвами — молодыми красивыми девушками…
Бороться с Бид было бесполезно, потому что, едва удавалось какому-нибудь богатырю срубить голову змея, высовывающуюся из колодца, вместо нее вытягивалась из темной глубины другая.
Вот этот колодец и примерещился Айле в полуосвещенном купе пассажирского поезда. Да не приснился, поскольку она вроде и не засыпала — только прикрыла глаза… А именно примерещился! Вдруг возник ясно и грозно, как видение, как высветившаяся на стене картинка «волшебного фонаря»… Однако говорят, что вот такие видения в полудреме — полугреза в полусне — и бывают по-настоящему вещими… Более правдивыми, чем то, что видишь во сне, когда спишь глубоким сном.
Да, вот так у Айлы и было: то ли спала, то ли бодрствовала — и не помнит, прикрывала действительно ли глаза, — но вдруг сквозь веки — картинка!
Айла, едва сдержав крик ужаса, присела на своей полке…
Она так ясно видела этот колодец… И так ясно чувствовала силу, увлекающую ее туда, в глубину поистине нечеловеческую… Непреодолимую… Такую, что нет смысла сопротивляться.
Только кольца удава, или питона, или змея мифического могут объять такими стальным тисками, что не вырваться, не выскользнуть, не спастись.
Впрочем, в Москве, на залитом солнцем перроне, Айла быстро забыла пригрезившийся кошмар… Каждый день ее пребывания в столице был расписан по минутам… Музеи, Третьяковская галерея, театры, парки, Бородинская панорама…
В небольшом Краснодаре училось много иностранных студентов, преимущественно темнокожих, и все они старались использовать студенческие каникулы, чтобы посмотреть другие города России, прежде всего Москву и Петербург…
В Краснодаре эти студенты не были диковинкой.
В Москве, впрочем, как оказалось, тоже…
Хотя поначалу Айла опасалась: ходили разные слухи про московских бритоголовых, которые могут запросто побить темнокожего…
Но ничего такого Айла не заметила… Наоборот.