Люблю твои воспоминания
Шрифт:
Она выглядит немного сбитой с толку, но говорит:
— Конечно. Прямо по коридору в самом конце.
Стоя рядом с домом, перед которым совсем недавно установили табличку «Продастся», Линда и ее муж Джо прижимаются носами к окну и заглядывают в гостиную. Меня внезапно охватывает желание защитить дом. И так же внезапно исчезает.
— Джойс? Это ты? — Линда медленно снимает темные очки.
Я широко улыбаюсь им дрожащими губами и лезу в карман за связкой ключей.
— Твои волосы… Ты выглядишь другим человеком!
— Привет,
Но у Линды другие намерения, она желает обнять меня, крепко обнять. Очень мило, конечно, но все наше знакомство ограничивается тем, что более месяца назад я показала ей три дома, и уже тогда она меня удивила: потрогала мой практически плоский живот, узнав, что я беременна. Это было неприятно — мое тело перестало принадлежать только мне, стало собственностью чужого человека. Меня это ужасно раздражало весь месяц.
Я поворачиваю ключ в замке, пропускаю их вперед.
— О! — радостно выдыхает она, а ее муж улыбается и берет ее за руку.
Я вспоминаю, как мы с Конором десять лет назад приехали посмотреть этот дом, который только что освободила пожилая женщина, обитавшая здесь в одиночестве двадцать лет. Я все вспоминаю, и неожиданно прошлое будто становится настоящим, а я сама — привидением.
В доме тогда стоял ужасный запах старых ковров. Полы скрипели. Мы увидели гниющие оконные рамы и такие старые обои, что они успели не один раз выйти из моды, снова войти в нее и опять выйти. Было понятно, что на ремонт уйдет прорва денег, но мы полюбили этот дом, как только очутились там, где сейчас стоят Линда и ее муж.
Тогда у нас все было впереди, Конор был Конором, которого я любила, а я была прежней — идеальная пара. Потом Конор превратился в того, кем он является сейчас, а я стала той Джойс, которую он больше не любит. По мере того как дом делался все комфортабельнее и красивее, наши отношения становились все хуже и хуже. Первую ночь в нашем доме мы провели на ковре, покрытом кошачьей шерстью, и были совершенно счастливы. Позже каждый изъян нашего брака мы пытались исправить, покупая новый диван, заменяя двери и щелястые рамы. Если бы мы потратили столько же времени и сил на поддержание наших отношений, вместо того чтобы украшать дом! Никто из нас не подумал о том, как избавиться от холодных ветров, разрушающих наш брак. Они свистели сквозь расширяющиеся щели, но мы не обращали на это внимания, пока однажды утром оба не проснулись в ледяном холоде.
— Я покажу вам первый этаж, но… э-э… — Я смотрю на дверь детской, больше не пульсирующей как в тот день, когда я вернулась домой. Теперь это просто дверь, безмолвная и неподвижная. Выполняющая свою функцию. И все. — А второй этаж вы осмотрите сами.
— Хозяева все еще живут здесь? — спрашивает Линда.
Я смотрю по сторонам:
— Нет. Нет, они давно уехали.
Пока Джастин идет по коридору в туалет, он читает таблички на каждой двери в поисках кабинета Сары.
Он видит ее имя на двери и осторожно стучит. Не получив ответа, он входит и тихо закрывает ее за собой. Быстро оглядывается по сторонам: на полках лежат стопки папок. Он бросается к ним и лихорадочно перебирает, пытаясь найти нужную. Через несколько секунд ручка двери поворачивается. Он бросает папку и замирает. На него смотрит изумленная Сара:
— Джастин? Что ты делаешь в моем кабинете?
Ты умный человек, придумай что-нибудь!
— Я заблудился.
Она скрещивает руки на груди:
— Почему бы тебе не сказать мне правду?
— Я шел обратно, увидел твое имя на двери и подумал: дай-ка зайду и посмотрю, как выглядит ее кабинет. Понимаешь, у меня есть такой пунктик — я верю, что кабинет отражает личность своего хозяина. И я подумал, что, если у нас есть будущ…
— У нас нет будущего.
— О, понимаю. Но если бы мы были вмест…
— Нет.
Он рассматривает ее стол и замечает фотографию, на которой Сара обнимает маленькую светловолосую девочку и мужчину. Они радостно позируют все вместе на пляже.
Она следует за его взглядом:
— Это моя дочь Молли. — И сжимает губы, злясь на себя: зачем сказала?
— У тебя есть дочь? — Джастин тянется к рамке, замирает перед тем, как дотронуться до нее, и взглядом спрашивает у Сары разрешения.
Она кивает, и он берет рамку в руки:
— Красивая девочка.
— Да.
— Сколько ей лет?
— Шесть.
— Не знал, что у тебя есть дочь.
— Ты многого обо мне не знаешь. На свиданиях тебе никогда не хватало времени поговорить о чем-нибудь, кроме себя самого.
Джастин внутренне сжимается:
— Сара, мне так жаль.
— Ты это уже сказал, и очень искренне, прямо перед тем, как пришел в мой кабинет и начал что-то вынюхивать.
— Я не вынюх…
Взглядом она пресекает его вранье, осторожно берет фотографию у него из рук. Ее переполняет разочарование, но это не первый раз, когда ее ожидания обманывает идиот вроде Джастина.
— А мужчина на фотографии?
Она выглядит печальной, когда рассматривает снимок, потом ставит его на стол и тихо говорит:
— Раньше я была бы рада рассказать тебе о нем. По крайней мере два раза я пыталась это сделать.
— Мне очень жаль, — в который уже раз повторяет он, чувствуя себя полным ничтожеством. — Теперь я слушаю.
— Кажется, ты говорил, что тебе нужно успеть на самолет, — бросает она.
— Верно. — Он кивает и идет к двери. — Мне очень, очень жаль и ужасно стыдно, я сам себе противен. — И Джастин вдруг понимает, что говорит это от чистого сердца. — Со мной сейчас происходят очень странные вещи.