Люблю всем сердцем
Шрифт:
– Не совсем. Я сказала, что я не могу быть с близким человеком наполовину. Мы должны принадлежать друг другу во всем.
– И что он ответил?
– Он обдумал мои слова и сказал, что готов заботиться обо мне.
– Видимо, я знаю Джада все-таки лучше. По-моему, это и есть объяснение в любви.
– Думаю, он лукавил сам с собой. Дети для него дороже всего на свете.
– Тоже верно, – согласилась Люси.
Вопрос был исчерпан, и Минерва решила поставить букет в гостиной на всеобщее обозрение. Она сделала это специально, ведь Джад ждет, что она поставит его в своей комнате.
Джад
– Ну, как прошел день?
Его дыхание обожгло ей щеку; мысли путались, но, собравшись с силами, она громко объявила:
– Здорово, сегодня отличный день.
– Хорошо. – Он чмокнул ее в щеку и только после этого прошел на свое место.
Минерва заметила, что Джон, который в течение дня был каким-то притихшим, с волнением посмотрел на отца. Стоило тому сесть за стол, как он не удержался и спросил:
– Ты обиделась на отца?
– Нет, – ответила она.
– Но ты переехала в свою старую комнату, – не сдавался Джон. – И ты перестала улыбаться, раньше ты всегда улыбалась, когда он входил.
– Понимаешь, между мной и Минервой возникли некоторые разногласия, – вмешался в разговор Джад. – Такое иногда случается в браке. Но мы работаем над тем, чтобы исправить положение.
Джон не успокоился и перевел взволнованный взгляд на Минерву.
– Ты же не собираешься уезжать? Ты обещала, что останешься.
В этот момент Минерва очень отчетливо поняла, что все попытки Джада спасти их отношения продиктованы в первую очередь любовью к детям. Но ей хотелось успокоить Джона, невыносимо было видеть страх в этих не по-детски серьезных глазах.
– Я останусь, пока меня не выгонят.
Джон улыбнулся.
– Значит, надолго.
Она тоже улыбнулась и приступила к ужину.
После того как Минерва уложила детей спать, она вошла в свою комнату и обнаружила, что ваза с цветами странным образом перекочевала из гостиной на ее ночной столик. Она взяла ее в руки и понесла обратно. Как и следовало ожидать, в зале она встретила Джада.
– Это для – тебя.
– Думаю, не будет ничего дурного в том, что этой красотой смогут полюбоваться все домочадцы, – пресекая дальнейшие возражения, твердо сказала Минерва.
Проследовав за ней в гостиную, Джад закрыл за собой дверь.
– Я собирался на деле доказать, что всерьез готов заботиться о тебе.
– Конечно, ты любишь своих детей и хочешь, чтобы я осталась, ведь это сделает их счастливыми.
– Я хочу, чтобы ты осталась, потому что это сделает счастливым меня.
– Когда счастливы они, счастлив и ты, – сделала вывод Минерва.
Джад начинал потихоньку закипать.
– Ты сказала Джону, что останешься до тех пор, пока тебя не выгонят. Что ты имела в виду на самом деле?
– Только то, что сказала. Если ты находишь существующее положение вещей неприемлемым, то я займусь поисками няни на мое место.
– Да, я нахожу существующее положение вещей неприемлемым и не успокоюсь до тех пор, пока ты не вернешься в мою постель, –
Господи, возможно ли такое? Кажется, он переживает. Но нет, отбрось иллюзии. Лучше вспомни, как тебе было больно, когда ты случайно подслушала разговор отца с Джулианой. Ведь только тогда ты поняла, что в отчем доме ты не более чем служанка.
Чтобы отвлечься, Минерва решила прогуляться. Она зашла на кухню, предупредила Люси и вышла в сад. Минерва вдохнула полной грудью чистый весенний воздух, и ей сразу стало легче. Она гуляла по саду среди деревьев и невольно припомнила, что совсем недавно проходила здесь вместе с Джадом рука об руку. Ладно, хватит о нем думать. Пора возвращаться домой.
Войдя в комнату, она обнаружила на кровати одну-единственную розу, вытащенную из букета. К розе была приколота записка: «Роза – красная, печаль – голубая. Неважно, веришь ты мне или нет, но я всегда желал тебя. Джад».
Он определенно настойчив, сделала вывод Минерва. Она расстелила постель и легла спать. Сон не шел. Что ей делать, как быть дальше? Слезы, беспомощные, безысходные слезы стекали по ее щекам.
На следующий день Минерва снова получила огромный букет красных роз. А вечером нашла на подушке золотистую коробку первоклассного шоколада и вместе с ним записку: «Розы – красные, печаль – голубая. Шоколад сладок, но ты еще слаще».
– Да, поэт из тебя никакой, – пробормотала Минерва.
Она пыталась относиться к его запискам с известной долей юмора, но в памяти все равно всплыли моменты, когда им было здорово и хорошо вместе. Ее тело соскучилось по ласке. Душа жаждала любви, но сознание, разум не могли поверить в искренность и чистоту его намерений. Минерва присела на краешек кровати и отломила кусочек шоколадной плитки. Джад прав: шоколад сладок, но его губы слаще.
Встав на ноги, Минерва подошла к зеркалу и окинула себя оценивающим взглядом. Фигура, пожалуй, красивая, а вот лицо… На лице тень усталости. День был длинный и не из легких. Волосы собраны в строгий пучок… Джад наверное, давно меня не видел, раз пишет такие записки, подумала Минерва, отступая на шаг и отворачиваясь от зеркала.
Следующим утром Минерва играла с тройняшками, стараясь не думать о том, подкинет ли ей Джад еще чего-нибудь или нет. В этот момент позвонили из садика. Оказалось, что Джон простыл, у него поднялась температура. Срочно нужно было ехать и забирать его.
– Температура будет держаться еще дня два, пока не наступит кризис, – проинформировала ее медсестра.
По дороге домой Минерва очень надеялась, что Генри не успел подхватить грипп и заразить девочек. Напрасно: пока она вызывала их лечащего врача, Генри подошел к ней, уткнулся лицом в джинсы и почти тут же без сил опустился на пол.
Следующие сутки она почти не отходила от мальчишек, препоручив девочек заботам Джада и Люси. На вторые сутки Минерва почувствовала, что ее состояние ухудшается, состояние же детей, наоборот, стабилизировалось. Температура, правда, до конца не спала и оба еще были слабы, но уже стало ясно, что с этого дня они пойдут на поправку. К счастью, девочки не заразились.