Любомир и Айи

Кучеренко Вадим Иванович

– О чем пишешь? – спросил Любомир с почтением. Не умея читать и писать, он высоко ценил этот дар, каким его считал.

– Мне есть что сказать, как всякому начинающему писателю, – Игорь смущенно улыбнулся, словно извиняясь за высокопарные слова, произносимые им. Он постоянно себя укорял за эту привычку, выслушивая, как прилетевший бумеранг, выспренные фразы от лешего. Но пока не мог от нее избавиться. – Мир я едва ли изменю, но, может быть, мне удастся заставить людей задуматься. Например, о том, стоит ли превращать

планету, на которой они живут, в выжженную землю. Помнишь, мы говорили об этом.

– Было бы хорошо, если бы ты все-таки научил меня читать, – сказал Любомир. – Тогда я обязательно прочитал бы твою книгу. После того, как ты ее напишешь.

– По рукам, – рассмеялся Игорь. – Так я жду тебя! А пока прощай. Завтра увидимся. Я встаю с рассветом. Если увидишь Айи раньше, передавай от меня привет.

Он приобнял Настю за плечи, и они направились в сторону дома. Пока они не отошли достаточно далеко, до Любомира доносился их разговор.

– Извини, но я работала над своим проектом за твоим письменным столом, и нашла под ним клочок бумаги с какими-то рифмованными строчками, – говорила она. – Мне показалось, что это стихи, и они посвящены мне, судя по эпиграфу. Поэтому я прочитала. Ты не сердишься?

– И правильно сделала, – ответил он, судя по голосу, с улыбкой. – Я действительно писал их, думая о тебе. Нахлынуло вдохновение после того, как мы посетили с тобой накануне Валаамский монастырь.

– Но это были только разрозненные отрывки, – заметила она. – Хотелось бы услышать полностью. Я просто сгораю от нетерпения! Уверена, что ты помнишь их наизусть.

Игорь не стал отнекиваться и отговариваться. Его голос тихо зазвучал в опускающихся на окружающий лес сумерках.

В ночном пруду, где звезд немало,

Лягушки млели от любви,

И кроха-дятел, славный малый,

Всем сплетни разносил свои.

Ночь пела, жила и дышала,

Томились страстью взор и грудь.

И нежных слов нам было мало,

И короток был Млечный путь.

Мы так спешили насладиться

Прохладой ночи, жаром тел,

Что инок вдруг устал молиться

И грешной жизни восхотел.

Закончив, Игорь вопросительно взглянул на нее.

– Мне нравится, – произнесла Анастасия. – Особенно последние строки. Про инока. Если мне не изменяет память, Валаамский монастырь был создан в конце четырнадцатого века. Неужели за всю историю его иноки ни разу не согрешили даже в помыслах? Вот уж не поверю! Так что будем считать, что и в этом ты не исказил истины. А за все остальное я могу поручиться.

И она нежно поцеловала Игоря. Но сразу же озабоченно спросила:

– А ты не обратил внимания, как странно эти самые иноки на нас смотрели?

– Не на нас, а на яхту Стефана,

на которой мы подплыли к острову, – пояснил Игорь. – Они явно узнали ее. И по глазам настоятеля монастыря я видел, что он хочет меня о чем-то спросить, но не решается. Мне кажется, монахи относятся к Стефану с каким-то душевным трепетом, если не пиететом. Может быть, это из-за того, что его предки варяги принимали участие в крестовом походе в Святую землю. Это было в двенадцатом веке. Он мне сам об этом как-то ненароком обмолвился. Но подробности, о которых он упомянул, меня просто поразили своей достоверностью.

– А может быть, он рассказывал о себе? – с сомнением спросила Анастасия. – О своей прошлой жизни, из которой его занесло в наше время. Тебе так не показалось?

– Кто его знает, – не стал возражать Игорь. – Хотел бы я еще раз с ним поговорить по душам, но после продажи дома он даже на звонки не отвечает. И знаешь что? В монастыре мне показалось, что я мельком видел монаха, напомнившего мне Стефана. Я бросился к нему, но он куда-то пропал, словно сквозь землю провалился.

– Если так, то это многое объясняет, – задумчиво произнесла Анастасия. – Но все-таки мне почему-то больше нравится моя версия.

Их голоса становились все тише, а затем Игорь и Анастасия скрылись в доме. Почти сразу же в окнах вспыхнул свет, выхватив из сумрака обступившие ограду деревья, словно они были часовыми, бдительно охраняющими покой обитателей дома и вставшими на ночную стражу.

Простившись с людьми, Любомир ушел в лес. Он долго бродил среди деревьев, не уходя далеко от озера. А потом вышел к нему.

Лес подступал вплотную к озеру. Вода подкатывалась к ногам Любомира и с тихим шелестом сухой листвы убегала обратно. В небе светила луна, освещая окрестности. По озеру пролегла сверкающая лунная дорожка. Было непривычно тихо, только плеск волн и редкие птичьи голоса из лесной чащи нарушали тишину.

Внезапно Любомир ощутил, что ему трудно дышать от обуревавших его чувств. Он достал свою дудочку и заиграл. Над озером зазвучала мелодия, напоминающая птичью трель. Она была немного меланхолична, но вызывала не грусть, а радость бытия и нежность к окружающему миру. Вскоре все остальные птицы смолкли, заслушавшись ее. Даже ветер притих, перестав шуметь листвой деревьев. Затихло и озеро, посеребренное луной.

А потом раздался плеск, разошлись в стороны волны, покрыв озеро легкой рябью, и из воды показалась Айи. Она шла, не сводя глаз с Любомира, и плакала от счастья. Они воскликнули почти одновременно:

– Любомир!

– Айи!

Она сделала последний шаг из озера на берег. Он сделал шаг навстречу. Они протянули друг другу руки, и их пальцы соприкоснулись…

А в лесу и по берегам озера грянул птичий хор, исполняя вечную великую симфонию жизни.