Любомир и Айи
Шрифт:
– Слова, слова, слова, – погрозила она ему пальчиком с длинным розовым ноготком, слегка загибающимся на конце, словно клюв хищной птицы. – Все вы, красивые мужчины, такие. Вскружите бедной девушке голову, а потом забываете о ней. А что делать вашей жертве?
Игорь едва откровенно не высказался, что он думает по этому поводу, но сдержался.
– Это ко мне не относится,– сказал он. – Последний раз я вскружил особе противоположного пола голову, когда катал ее на карусели, и это было, если мне не изменяет память, в пятом классе гимназии. Бедняжку стошнило на мою рубашку. С тех пор этот мерзкий запах преследует меня и надежно уберегает от подобных экспериментов. Как нафталин от моли.
Изольда сморщила свой носик.
– Фу, как отвратительно! Я вас понимаю. Но я совсем не такая, как та ваша подружка. Вы можете кружить меня, не опасаясь ничего.
По-видимому, она никогда не сдавалась. И Игорь был вынужден признать свое поражение в этой битве, где Изольда была великим полководцем, а он заурядным рядовым воином.
– Боюсь, что моя жена этого не одобрит, – слукавил он, прибегнув к последнему средству самозащиты. – Она до жути ревнивая.
Изольда не смогла скрыть своего разочарования. Она сразу потеряла к Игорю интерес.
– Так вы женаты? – спросила она с досадой. – Что же вы раньше не сказали! Я не из тех, кто строит свое счастье на несчастье других женщин.
– Это очень благородно с вашей стороны, – заметил Игорь. – И было бы просто чудесно, если бы вы сказали Самуилу Аароновичу, что я пришел и принес то, о чем мы говорили с ним в прошлый раз. Он поймет.
– А я должна мучиться от любопытства? – язвительно заметила Изольда. – Ничего у вас не выйдет, если я не замолвлю за вас словечка. А какой мне интерес, если вы такой бука?
Но, поняв, что Игорь не собирается посвящать ее в свою тайну, она все-таки прошла за парчовую занавесь и вскоре вернулась с округленными от удивления глазами.
– Вы можете пройти, Игорь Артемович, – сказала она уже совсем другим тоном, в котором не было и намека на фривольность. – Самуил Ааронович с нетерпением ждет вас.
Игорь не заставил себя упрашивать. Его тоже поразила метаморфоза, произошедшая с Изольдой. Он хотел понять, чем она вызвана.
Но еще более сильное впечатление на него произвела перемена в облике самого Самуила Аароновича. Хозяин ломбарда сменил свой необъятный турецкий халат на строгий деловой костюм, который хотя и потрескивал по швам, когда Самуил Ааронович делал слишком резкие движения, но был явно пошит на заказ и каким-то чудом превратил его из изнеженного сибарита в предприимчивого дельца. Во всяком случае, внешне. Изменился и интерьер помещения. Исчезли огромный диван с мягкими подушками и кальян. Теперь в комнате стоял письменный стол, на столешнице которого зеленая лампа из малахитового стекла нависала над открытым ноутбуком. Стол и лампа были антикварными, а ноутбук – современный, последней модели, и это казалось единственным противоречием тому новому духу, который царил в комнате. Несомненно, это была уступка былым наклонностям Самуила Аароновича, который не смог сразу и бесповоротно отказаться от всех своих прошлых привычек. Сам он сидел за письменным столом в кожаном кресле с загнутыми округленными краями, похожем на гигантское яйцо, из которого он выглядывал, как новорожденный жирный цыпленок.
– Вы удивлены, я вижу, – сказал Самуил Ааронович, протягивая руку и делая вид, что пытается встать с кресла. – После вашего визита многое изменилось.
– Надеюсь, не я этому причиной, – вежливо произнес Игорь, пожимая мягкую влажную руку. – Мне было бы очень жаль.
– Ну, что вы, – благодушно заметил Самуил Ааронович. – Я лишился своего помощника, который вел все дела, и передо мной встала дилемма – либо потерять ломбард, либо… самому приняться за дело. И как вы думаете, что я должен был выбрать?
– Вы сделали правильный выбор, – сказал Игорь. – И он явно пошел вам на пользу. Вы выглядите намного моложе, чем раньше. И значительно здоровее.
– Это все потому, что я похудел из-за всех этих забот, – разоткровенничался Самуил Ааронович. – Я стал резвым, как скаковая лошадь. И гораздо лучше себя чувствую.
Он улыбался, но его глаза были немного печальными. Видимо, Самуил Ааронович все-таки грустил о своей прежней беззаботной жизни. А, быть может, его глаза были такими всегда, генетически предрасположенными к грусти. Игорь не рискнул бы утверждать обратного. Его не интересовал ни сам Самуил Ааронович, ни тысячелетняя драматическая история его народа. У него были собственные проблемы. Он достал шкатулку, которую принес, раскрыл ее и высыпал на стол золотые монеты. Одна из них, встав на ребро, покатилась по столешнице. Самуил Ааронович молниеносным движением, словно наносящая удар змея, накрыл ее ладонью. Пересчитал остальные, укладывая одна на другую в столбик. Закончив, с удовлетворением посмотрел на дело своих рук.
– Вот она, истинная Вавилонская башня, послужившая в прошлом причиной раздора народов, – сказал он. – А вовсе не из камня и песка, как это принято думать. Золото – худшее зло из всех существующих. Вы так не считаете?
– Все зависит от человека, – подумав, ответил Игорь. – Все, что угодно, может стать злом, даже любовь, если она слепа и безмерна. Но и зло иногда можно обратить во благо.
– Вы думаете, вам это удастся? – недоверчиво спросил Самуил Ааронович.
– Во всяком случае, я попробую.
– Искренне желаю удачи, – сказал Самуил Ааронович. – Здесь десять штук. Как я и обещал, я заплачу вам по пять миллионов за каждую. Вам выписать чек или наличными?
– Лучше наличными, – сказал Игорь. – Если вас не затруднит.
– Ничуть, – заверил его Самуил Ааронович. – Мне бы только подняться с этого проклятого кресла. И почему только их делают такими маленькими? Как будто все деловые люди обязаны быть пигмеями. А вот я, например, далеко не пигмей. Но кого это волнует?
Говоря это, он с кряхтением выбрался из недр кресла и прошел за ширму, стоявшую в углу комнаты и сливавшуюся по цвету с обоями. Ее можно было и не заметить, если не знать о ее существовании. Монеты он взял с собой. Послышался звук открываемой стальной дверцы. Вероятно, это был сейф, в котором Самуил Ааронович хранил деньги. Звякнули монеты. Послышался шелест бумажных купюр. Потом дверца закрылась, и он вышел из-за ширмы с кожаным свето-коричневым портфелем. Портфель был туго набит и напоминал крупного откормленного поросенка. Но в руках тучного Самуила Аароновича он выглядел крошечным.
– Пересчитайте, если хотите, – сказал Самуил Ааронович, передавая портфель Игорю и снова с тяжким вздохом втискиваясь в кресло. – Здесь ровно пятьдесят миллионов. Сто пачек купюрами по пять тысяч.
Игорь открыл портфель и заглянул внутрь. Пачки были в банковских упаковках. Их явно никто не вскрывал. Наметанным глазом банкира он сразу определил это.
– Пересчитывать не буду, – сказал он, закрывая портфель и вставая. – С вами приятно иметь дело, Самуил Ааронович.
– Уже уходите? – спросил тот грустно. – Жаль. Мне так одиноко.
– К сожалению, у меня еще много дел, и я спешу. Но я знаю того, кто с удовольствием скрасит ваше одиночество, – улыбнулся Игорь.
– И кто же это? – заинтересованно спросил Самуил Ааронович.
– Ее зовут Изольда, и она работает в вашем ломбарде.
– Только не говорите мне о ней, – с некоторым испугом произнес Самуил Ааронович. И, понизив голос, доверительно сказал: – Вы знаете, мне иногда кажется, что она хочет женить меня на себе. Я даже начинаю побаиваться ее.
– А почему бы и нет? – улыбнулся Игорь. – Мне кажется, из Изольды выйдет хорошая жена. Говорят, что из женщин с бурным прошлым выходят лучшие жены. Они умеют ценить семейный уют и покой.