Любовь Ами Фаду
Шрифт:
Напуганная вниманием к себе при первой же одинокой прогулке, Ами чаще всего одевалась парнем. Ходила чинно, хмурила брови, смотрела под ноги. Узкие кисти рук скрыты в широких рукавах.
С востока на восток шёл переулок, где жила Ами. Высокий дом, из окна ей видно, как яфарги покидали дворец визиря, уходя за добычей. Их сопровождала размеренная песня. Выплёскивали чистый звук горны, барабаны трижды повторяли ритм. Голоса звучали ниже и чётче барабанов.
Ами прислушивалась: Его прославляют, своего предводителя, визиря, непобедимого Яфара-Баала.
Кони яфаргов сплошь чёрные с дыбом стоящей жёсткой гривой, с кровавыми глазами навыкате. Выглядят, будто без мяса, одни мышцы сокращаются, перекатываются. Такой породы название – кони Чёрных Дней. Когда небо раскололось, дикие лошади, которые выжили, стали, будто из обгоревших железных канатов, пьют мало и подковы им не нужны. Их-то и приручили яфарги.
Кричал, шумел, ссорился и смеялся базар, вдруг – топот. На коне шудов, дьявольском, всаднику под стать, отдельно, в отрыве от цепочки, торжище пересекал титулованный яфарг...
Чёрный бурнус распахнут. Под ним атласное одеяние, тесное, затягивающееся шнурами. Туго затянут пояс из двух чёрных витых шнуров, соединённых тонким золотым. Кинжал шуд-баал на правом боку, кривой меч на левом. Сам поджарый, грудь широкая, диагональные полосы на груди, чёрно-жёлтые, блестящие, сверкающие. Перед ним опускали головы, отводили глаза. Пришедший за налогом с мастеровых, громила казначея стоял на углу, поигрывал толстым кошельком, сиял нагрудной бляхой, и он посторонился.
«Яфарг ест и пьёт страх! – думала Ами. – Видит, знает, наслаждается!.. Дикий шершень, змей!»
Издалека, при взгляде от родных гор столица шудов представлялась Амии гнездом ядовитых змей, шипящих в адском пламени, где самый воздух насыщен ужасом и пороком. С удивлением она обнаружила, что многоликий Петел Сак-Баал, гордясь непобедимыми воинами, примерно так же смотрит на касту яфаргов, как и все другие племена: с некоторой опаской.
Впоследствии Ами Фаду поняла, что бурнусы всех мужчин, подпоясанных золочёными шнурами, скрывают шафрановую одежду чьих-то дворцовых слуг. А из людей простых, даже и самых богатых никто не смел надеть что-либо жёлтое, ни платок, ни кушак.
Попасться на глаза такому, привлечь его внимания, был главный страх Ами Фаду на базаре.
На радость шудам, соседям в устрашение визирь устраивал игрища яфаргов и турниры с казначейскими бойцами то на огромной базарной площади, то за стенами Петел Сак-Баала. Было чем похвалиться... Как он их гонял и как кормил! От души. Как гонял, так и кормил. Щедро дарил, по полной требовал. Раненые яфарги, калеки оставались на прежнем довольствии, яфарги старших лет – в телохранителях визиря, становясь главными звеньями его разведческой сети, кто понимает, настоящей элитой.
«Яфар-Баал! Как равнинная река берёт исток в горном водопаде, так яфарги – в преданности Тебе! Мы – рука твоя, мы – кинжал в твоей руке! Яфар-Баал! Не зная преграды, восток и запад мы собираем в кулаке по велению твоего слова, непобедимый Яфар-Баал!»
Конский топот отдалился и затих, Ами смотрела в наполнявшееся полуденной жарой небо, вспоминая горские сказки. О тех, чей выезд только-только миновал её дом…
Говорили, будто бы светлым днём яфарги, как рой полосатых шершней, пересекают долины, пустыни и плоскогорья, и если не успели атаковать селение, на закате оборачиваются пёстрыми змеями и уползают в трещины земли. Утром выходят, как всадники, обрушиваются и отступают с добычей. Но некоторые из них… отправляются дальше в горы... в облике змеев… змеев-душителей... громадных…
Они длинны, как ручей, ползут и не кончаются, а остановятся – и не видно их. Они бросаются издалека, подобно внезапному граду. Ударом головы дробят скалу. Обвив столетнее дерево, расщепляют его, как высохший стебель камыша.
На перевалах и у озёр они караулят девушек. Набрасываются и душат, кусают ядовитыми зубами и утаскивают за собой. Если змея настигнуть, он не отдаст жертву, но задушит её насмерть.
Ами Фаду вспоминала...
У пёстрых змеев есть змей-повелитель, раз в году он идёт за добычей, но, выйдя со всеми, охотится по-другому.
В горах змей-повелитель находит трещину, делает себе гнездо под наветренной стороной холма. Уползает внутрь, свивается кольцами, становится чёрным. Ждёт холодную ночь, ждёт пыльную бурю.
Когда мужчина горец идёт мимо, змей сверкает глазами из темноты. Шипит и свистит, прогоняет, ему не нужен мужчина. А когда видит девушку, змей-повелитель умолкает, прикрыв глаза... Кончик хвоста с трещоткой высовывает на тропу и затягивает обратно, словно это безногая ящерка пробежала. Девушка замечает вход, ищет укрытия и заходит внутрь. Переступает змеиные кольца, как гряды камней и наносы песка, ложится отдохнуть. Тогда змей начинает сжимать кольца. Полосы на чешуе становятся ярче, шуршит песок, скрипят камни. Жёлтые глаза распахиваются, зрачки стоят, как языки чёрного пламени, за ними сияет смерть...
Живо до замирания, до ужаса Ами в детстве представляла себе этот момент: одинокая девушка во мраке, в железных петлях. Жёлтые и чёрные полосы движутся, слышно, как скользит чешуя. Петли накрывают, обвивают её до груди, до шеи... Раздвоенный язык трогает лицо. Распахнутая пасть, как вход в пещеру, полную горячих углей. По двум острым зубам стекают, отрываясь, прозрачные капли яда. Жар и холод прокатываются по телу. Змеиные глаза точат глухой свет...
3.
Как же Ами смеялась, обнаружив, наконец, способ заработать на что-то сверх лепёшки, хоть на пучок ароматных трав для супа, когда её, – её испугались!
Женщина сидела в дверях перед разложенными на продажу ковриками. Взгляд Ами задержался на ярком зелёном пионе в красной листве.
«Надо как выдумать, всё наоборот!»
Женщина вдруг, быстрым движением сложив ковёр, протянула, даже скорей подтолкнула рулон к Ами. В дверях появилась вторая с удивлённо-недовольным видом, который сразу пропал, едва она увидела Ами. В тот жаркий день она гуляла с локонами до плеч, завязав платок на макушке.
– Фадучка...
– Ведьма-фадучка...