Любовь без границ
Шрифт:
— Что ж, ладно, — сказал Марк, нежно пожимая Кейт руку. — Я принимаю то, что женщина должна быть в первую очередь матерью. Но позволь спросить (во имя святой истины): что нас ждет впереди?
На этот вопрос Кейт не знала ответа, зато знала, что не должна дать Джосс ни малейшего повода пожаловаться. Что ей, скажем, скучно в Осни или что ею пренебрегают ради Марка Хатауэя. Правда, и его не хотелось терять. Марк нравился Кейт, он умел ее развлечь, был неординарен в постели и вообще являл собой нечто весьма для нее существенное — мужчину, отношения с которым не угрожали потерей трудно обретенной независимости. Он сказал, что не хочет входить в круг ее знакомых, и тем не менее вошел, многое добавив
Поэтому она сказала:
— Марк, Джосс со мной пока только две недели. Это очень важный момент, понимаешь? Думаю, между нами постепенно все наладится. Я счастлива, и Джосс это не просто чувствует — она это перенимает. Ты ведь не откажешься еще немного потерпеть? Через месяц Джосс исполнится пятнадцать, и я уверена, ей захочется проводить больше времени с друзьями…
Сказать по правде, Джосс этого уже хотелось. Буквально на днях она попросила разрешения остаться на ночь у Энжи. Разумеется, Кейт дала согласие, ужасаясь тому, до чего это ей не по душе. Но мать Энжи внезапно попала в больницу, в доме все пошло кувырком, и совместную ночевку пришлось отменить. К большому облегчению Кейт, Джосс не стала поднимать шум по этому поводу. Можно сказать, она теперь вообще его не поднимала ни из-за чего, и хотелось верить, что она хорошо прижилась в Осни.
— Кейт! — Марк повернул ее к себе, чтобы взять лицо в ладони. — Говорю же, я все это принимаю как часть материнства. Принимаю и уважаю. Хочу лишь напомнить, что я тоже часть твоей жизни, что у нас имеются кое-какие отношения. Может, все же установим конкретный срок?
— Например?
— Месяц. Два. Мой тридцать пятый день рождения.
— Как я могу установить конкретный срок? При всем желании не могу!
— То есть ты согласна, чтобы все это тянулось до бесконечности?
— Конечно, нет! — совершенно искренне запротестовала Кейт.
— Ну, хоть что-то.
— Я просто хочу иметь нормальные отношения с дочерью…
— А со мной?
— И с тобой тоже.
— И как ты собираешься этого достигнуть?
— Почему только я?
— Потому что ты создала эту дилемму.
Кейт вырвалась и зашагала прочь. Неожиданно для себя Марк был охвачен желанием догнать ее и влепить пощечину. Это желание было таким острым, что он поспешно сунул руки поглубже в карманы и только после этого бросился вдогонку.
— Прости, — сказал он, поравнявшись с Кейт.
— Ты же говорил, что не хочешь ни отнимать меня, ни присваивать! Что умеешь быть независимым!
— Да, умею! И присваивать тебя не пытаюсь.
Она остановилась под фонарем и повернулась. Бледный свет бросал на ее лицо зеленоватый отсвет, а волосам придавал оттенок древесной коры. В эту минуту она поразительно напоминала дриаду.
— Имей же сострадание! — воскликнул Марк, изнемогая от тоски по ней.
Кейт молча смотрела на него.
— Я не могу без тебя! — произнес он хрипло (К чему утруждать себя манерами? Пусть видит, до чего она его довела!). — Я тебя люблю, с ума по тебе схожу, и ты не можешь этого не знать! Да, конечно, Джосс — это очень важно, но разве нельзя хоть иногда побеспокоиться и обо мне? О том, как я страдаю от невозможности быть с тобой, как постоянно думаю о тебе, строю неосуществимые планы? Неужели нельзя хоть изредка по-настоящему быть вместе? Я не прошу всего и немедленно, только каплю и время от времени! Чтобы отказать даже в этом, нужно вовсе не иметь сердца!
Она невольно качнулась навстречу. Марк выхватил руки из карманов и заключил ее в объятия. Он начал целовать ее неторопливо и притом жадно, со всей накопившейся страстью, а она думала: «Да-да, подари мне снова это чудо!»
Но потом вспомнилось, что Джосс уже дома и ждет, — и Кейт отодвинулась.
— Что такое?
— Джосс, — ответила Кейт вполголоса, хотя ей хотелось закричать от отчаяния, от раздиравших ее противоречий.
— Ах, разумеется, Джосс, — сказал Марк с холодным отчуждением.
— Я постараюсь решить эту дилемму! — торопливо заговорила она. — Нет, я ее точно решу, обещаю! Тебе не придется до бесконечности оставаться между небом и землей! Скоро, очень скоро все наладится! Поверь, я…
— Хорошо.
Джосс видела их стоящими на углу под фонарем. Когда Марк склонился к Кейт для поцелуя, она выпустила занавеску, потому что не желала смотреть. Она стояла в большой комнате, которую только что прибрала к приходу Кейт, в том числе застелив на ночь диван. Убедившись, что все в порядке, она прошла к себе и достала из-под матраца прямоугольный кусок картона — заднюю стенку коробки от хлопьев. Чистая сторона была разграфлена на квадратики по числу дней месяца. Половина уже была заштрихована.
Джосс взяла карандаш и заштриховала очередной, пятнадцатый. Пятнадцать дней и пятнадцать ночей на Суон-стрит. Уже пятнадцать.
Глава 14
Вернувшись с лекционного турне по Голландии, Рэндольф Ачесон обнаружил, что в его отсутствие жена успела завести целую группу друзей, которые, к некоторому его удивлению, были старше ее минимум на двадцать лет, максимум на сорок. Однако дальше удивления дела не пошло. Рэндольф не только не был против, а, наоборот, испытал тайное облегчение. Зная, что Блуи по природе общительна, он сильно огорчался тем, что в Оксфорде у нее с этим не ладится. Ей все никак не удавалось влиться в приемлемый социальный круг, и невольно приходило на ум, что, как несостоявшийся ученый, она чувствует себя гадким утенком в лебединой стае, и стая это отлично понимает. Подающая надежды аквабиолог, на которой Рэндольф женился семнадцать лет назад, с готовностью променяла лабораторные опыты и диссертацию на кулинарные рецепты и каталоги готовой одежды. Хотя Блуи никогда не признавалась в этом в открытую, у нее не было и зачатков академического склада ума. В солидном пригороде Чикаго, где она родилась, было принято, чтобы девушка после школы непременно продолжала обучение, и она оказалась в колледже, чтобы не отделяться от коллектива, хотя больше всего на свете любила возню у плиты и шумные, веселые компании. Поначалу она еще брала на себя труд это скрывать, но с течением лет стала демонстрировать свои предпочтения без малейшей неловкости, даже с гордостью.
Круг новых друзей означал частые отлучки Блуи из дому, и это было поразительно кстати, так как сам Рэндольф уходил на работу к половине девятого и нередко (особенно если обедал в колледже, предоставившем ему лабораторию) задерживался там до половины одиннадцатого. К тому же домашний уклад остался прежним: рубашки стирались и гладились вовремя; запас апельсинов в холодильнике не иссякал, а значит, к завтраку всегда был его любимый сок; домик, который они снимали в Оксфорде, по-прежнему сиял чистотой, и цветы в вазах регулярно обновлялись, радуя глаз свежестью красок. Единственным (и приятным) новшеством было то, что Блуи перестала приставать к Рэндольфу с просьбами вывести ее в кино или в ресторан. Короче, появление в ее жизни эксцентричных англичан имело чисто позитивный эффект.