Любовь без права на ошибку
Шрифт:
Опять отвлеклась!
Поселок открылся из-за небольшой рощицы во всей красе! А ни фига себе поселочек-то! В таких бабульки обездоленные не живут! Сплошь современные деревянные дома, такие, знаете, из больших цельных бревен, это как-то называется, но я в строительстве ни бум-бум, поэтому пусть они себе так называются и дальше. Общая картина такова: на больших просторных участках стоят двух-, трехэтажные дома с пристройками, верандами, отдельно стоящими домиками, наверное, банями, где-то и летние беседки видны современной архитектуры, с явным участием продуманного
А туда ли я попала, возникает сам собой актуальный вопрос. Мне как-то домик восьмидесятилетней бабушки несколько по-иному представлялся – пусть и не халупа разваливающаяся, но и не палаты боярские, уж точно!
Я притормозила, сверилась с адресом. Поселок искомый, верняк – перед въездом на мост указатель стоял, а вот улица другая. Я приняла влево, прижалась к обочине рядом с воротами ближайшего дома, выключила мотор и отстегнула ремень.
– Пойду спрошу, – сообщила я Герцогу.
На каменном столбе калитки нашелся не просто звонок, а домофон! Ну лады! Я нажала кнопочку вызова, мне любезно ответили и столь же любезно объяснили, как найти нужную улицу.
Да у них тут Версаль, ей-богу! Это я так, от нервов ерничаю.
Улицу и дом я нашла быстро. Оказалось, что через мост – это второстепенный въезд, а главная дорога проходит именно по той улице, которая мне нужна. Просто я ехала кратчайшим маршрутом от Москвы, а центральная трасса – со стороны Питера.
Дом был трехэтажный, большой и красивый, но из-за высокого забора просматривался только от второго этажа.
Лично я за высокие заборы! Вот противница я европейской и американской открытости и демократичности во всем вплоть до личной жизни и их же подозрительности с элементами тотального контроля и стукачества на соседей: а мало ли что вы там за своим забором делаете? А не ваше собачье дело, что я за своим забором делаю! Вот голой гулять люблю по газонам! У вас вон и открытость, и контроль, а маньяков раз в десять больше, чем у нас, находят закрытые места для обитания.
Вообще-то меня поколачивало немного, и нервничала я, вот и болтала про себя всякую ерунду, но на кнопку домофона нажала вполне решительно.
– Да, – где-то через минуту ответил мне моложавый женский голос.
– Здравствуйте. Мне нужна Надежда Ивановна Битова.
– Кто вы и по какому вопросу ее разыскиваете? – спросили спокойно, без подтекстов.
– Меня просили передать ей письмо, – неопределенно сообщила я о цели своего визита.
– Подождите, – после непродолжительного молчания попросили меня, не настаивая на дальнейшем выяснении посредством домофона.
Где-то хлопнула дверь, я услышала шаги за калиткой, щелкнул замок, отворилась дверь, и я увидела приятную женщину лет пятидесяти простой наружности.
– Проходите. – Она закрыла за мной калитку и провела меня в дом.
Мы поднялись по ступенькам, вошли в большую светлую прихожую, скорее холл, и через него прошли в огромную, удивительно уютную и современную гостиную.
Но мне было не до рассматривания интерьеров – навстречу нам шагнула, поднявшись из большого кресла, пожилая женщина. И вот на нее-то я смотрела не отрываясь.
Строгое и одновременно доброе, располагающее лицо, я бы сказала, даже симпатичное, ее движения не выдавали никакой старческой немощи, скорее наоборот: живость и подвижность. Такая простая, но мудрая старушка.
– Здравствуйте, – улыбнулась она мне. – Я Надежда Ивановна. И от кого же мне письмо?
– Здравствуйте, – улыбнулась я в ответ и представилась: – Меня зовут Василиса Антоновна Инина, лучше просто Василиса, я внучка Лидии Архиповны Ладожской. Это она просила меня передать вам письмо.
Взгляд Надежды Ивановны сделался растерянным, она словно поникла вся, неосознанно протянула руку в поисках опоры и шагнула назад к креслу. Я кинулась ее поддержать одновременно с женщиной, стоявшей все это время у меня за спиной и оттолкнувшей меня сейчас.
– Вы ее расстроили, ей нельзя волноваться! – Она подхватила Надежду Ивановну под локоток, подвела к креслу, усадила и строго приказала: – Оставьте свое письмо и уходите!
– Нет, Вера, – возразила Надежда Ивановна тоном привыкшего руководить человека. – Девочка останется! – И отдала приказ уже мне, указав на диван напротив: – Садись!
Ну я не Аленушка, безответно узурпируемая, мне особо не поприказываешь, но в данной ситуации решила характер не выказывать и приняла приглашение, устроив свою красивую попку на уютной подушке большого кожаного дивана.
Надежда Ивановна успокоила непонятную мне пока Веру, сказав, что с ней все в порядке и не о чем волноваться. Та, недобро на меня глянув, отошла от старушки, но из комнаты не вышла, оставшись стоять на страже интересов подопечной.
– Как она? – сурово посмотрела на меня Надежда Ивановна.
– Болеет.
Я не стала говорить, что бабушка умирает, попахивало это шантажом на чувствах, типа «не откажете же вы умирающему в последней просьбе». Но старушка поняла все правильно, внимательно рассматривая выражение моего лица. Умная бабушка, это я сразу просекла.
– Сколько тебе лет, Василиса? – немного смягчила тон бабулина бывшая подруга.
– Двадцать семь, – отрапортовала я.
– Замужем?
– Нет.
– Дети есть?
– Нет, – понемногу заводясь на холостых оборотах, односложно отвечала я.
– Да ты не обижайся, Василиса, мне просто интересно, – закосила под простоту деревенскую ушлая старушенция.
Ага! Что-то мало верится! Вон как построила Веру, тоже далеко не пушистую, судя по всему, и тон командирский отточен до прозрачности лезвия.
– А еще внуки у Лиды есть? – совсем перейдя на нейтральные голосовые тембры, продолжила выспрашивать она.
– Нет, я одна такая бабушкина, – не стала кукситься девочка Вася, охотно отвечая на вопросы.
– Так у нее вроде бы сын старший был? – удивленно приподняла брови Надежда Ивановна.