Любовь без страховки

Князева Марина

Любуясь бликами солнца в его белокурых волосах, я прятала довольную улыбку. Этот маленький человечек сделал для меня невозможное. Если бы не он, я даже не знаю, что со мной было бы.

Я плохо помню, как приехала к бабушке. Для меня это было время, в которое я сама себя не помнила. Хоть и обещала мама взять себя в руки, но слишком сильна была моя любовь к Торопову, чтобы вот так просто взять и вычеркнуть все из своей жизни. Но я старалась. Старалась не дать ни бабушке, ни родителям повода забрать меня и отвести к психологу, потому что не смогла бы пережить еще раз выворачивание своей души наизнанку.

Я

помогала бабушке по хозяйству, но делала это окунувшись в свою боль и отчаяние. Силой заставляла себя двигаться, говорить, а сама не замечала, как проходят дни. И если днем мне удавалось не плакать, то по ночам я не могла бороться с собой. Я мне было так плохо без Влада, что было просто наплевать на то, что произошло тем вечером. На все. Главное, что мне нужно было сейчас — это Влад. Плевать на то, что я не девственница, плевать на его обидные, больно ранящие слова, на то, что от меня отвернулись все. Я хотела только одного — оказаться в его объятиях. Я знала, что уже ничего не изменить. Знала, что он не вернется, но продолжала верить, что он приедет за мной и заберет меня. А потом понимала, что так я всего лишь пытаюсь облегчить свою боль и вряд ли когда-нибудь мы увидимся снова. А это я пережить не могла. Поэтому кричала до хрипов в подушку. Засовывала одеяла в рот и выла от безнадежности. Или беззвучно глотала слезы, потому что не могла справиться с собой. Я слишком его любила. До сих пор. Несмотря ни на что. И если бы был хоть один маленький шанс вернуться к нему, я бы побежала не раздумывая. Простила бы его равнодушие и сделала бы все, что было в моих силах для того, что снова быть вместе.

Я не знаю, как долго продолжались мои ночные мучения, но однажды утром мне бабушку строго заявила:

— Так, деточка! Это не может больше продолжаться. Я уже не в том возрасте, чтобы выслушивать твои причитания по ночам. Ты не только свое сердце разрываешь, ты и мне всю душу выматываешь! Так что, либо бери себя в руки, либо я завтра звоню маме, и пусть они тебя забирают.

– Я возьму себя в руки, — прошептала, зная, что у меня ничего не получится.

НУ, не могла я без него жить. Слишком глубоко он въелся под мою кожу. Так глубоко, что у меня не хватало сил избавиться от него.

Но страх вернуться в город заставил меня запечатать в себе всю боль глубоко внутри. Я сжимала кулачки и молча глотала слезы, проваливаясь в сон, сотканный из воспоминаний. А в свободное время бежала в поле, и скрывшись от чужих глаз, давала волю своим чувствам. Смотрела в синее небо и по-прежнему просила его вернуться в мою жизнь. Я понимала, что это не нормально, но по-другому не могла. И не знала, как вернуться в то состояние, где воспоминания о Владе не приносили бы разрывающую на части боль.

И все это продолжалось до тех пор, пока я, однажды захлебываясь слезами, не заметила белокурую макушку, наблюдающую за мной из высоких кустов. Я уставилась на едва различимые через зелень глаза удивленно, а мой наблюдатель испуганно. И уверена, он бы сбежал, но видимо, от страха просто не мог пошевелиться.

— Выходи, — просипела я заплаканным голосом.

— Ты будешь ругаться? — пропищал тонюсеньким голосом мой наблюдатель, и я поняла, что за кустами скрывается никто иной, как ребенок.

— Нет.

Несмело раздвигая заросли кустов, ко мне на маленькую поляну, робко шагая, вышел белокурый ангел с голубыми, как небо глазами. Маленький, чумазый, но такой любопытный.

— И давно ты за мной подглядываешь?

— Давно, — протянул мальчуган.

— А чего раньше не вышел, — я забыла о своих проблемах и с любопытством рассматривала малыша.

— Ты так громко плачешь… Мне было страшно…

Мне стало неловко под его устремленным на меня взглядом.

— Я тебя испугала?

— Немного…

— Извини, — пожала плечами я, не зная, как вести себя перед этим ребенком.

Опыта общения с детьми у меня не было, и теперь, ошарашенная его неожиданным появлением в моем укрытии, я совсем не знала, что ему сказать.

— Тебя тоже мама обижает? — не отводя своих огромных глаз, спросил малыш.

— Мама? — я была удивлена. — Тоже? Нет, не мама.

— Тогда почему ты плачешь?

Я не знала, что ему ответить. Ему в силу своего возраста не понять, что твориться в моей душе, но сейчас я думала о другом. Это голубоглазое чудо думало, что я плачу из-за мамы. И это было страшнее всего. Потому что я не могла понять, как можно плакать из-за мамы?

— Я Никита, — представился малыш.

— А я Маша, — впервые за долгое время я улыбнулась неожиданно для себя.

Никита сверкнул в ответ улыбкой, обнажая свои чуть кривоватые зубы.

С этой минуты и началась дружба двух заблудившихся в поисках счастья и любви душ.

Никита жил по соседству. И очень часто сидя на заборе, наблюдал за мной. Но я была так поглощена своими страданиями, что даже не замечала чьего-то присутствия. А он оказывается таскался за мной везде хвостиком. Ненавязчиво, но всегда рядом.

Никита жил с мамой в небольшой старой землянке. Отца и других родственников у него не было. А родительница особого внимания своему чаду не уделяла. Ее больше интересовала полнота налитого стакана и наличие мужика в своей постели. Поэтому Никита рос сам по себе. В два года его местная соседка по совместительству воспитательница определила в детский сад, и ребенок большую часть времени был под присмотром взрослых, но в этом году в конце весны она уехала жить в город к сыну, и теперь Никита был предоставлен сам себе. Заниматься воспитанием ребенка было некому. Никто не хотел брать на себя ответственность за маленького беспризорника. Ведь его нужно было кормить, одевать и платить за посещение детского сада. Иногда Никита кормила моя бабушка. Ей было очень жалко никому не нужного малыша, и оказывается, она даже была не против, забрать Никиту к себе, но у него была мама. Живая и здоровая, просто не всегда трезвая. А точнее, практически никогда. Но это никого не интересовало. Поэтому Никита и скитался по дворам и улицам, ища себе пропитание и компанию для общения.

Своей маме Никита был не нужен. Ну, по крайней мере, она совсем не следила за ним. А когда к ней приходили деревенские мужики-алкаши, она выгоняла Никиту в старый сарай. Наверное, и на том спасибо ей. Никита хотя бы не видел всего, что она там вытворяла с ними.

Ему было тяжело. Я видела его грустные глаза. Несмотря на то, что его мать была самой настоящей кукушкой, он очень любил ее, тянулся к ней. И ждал от нее хоть какой-то ласки, но так и не найдя ее, этот маленький сорванец привязался ко мне.