Любовь без страховки
Шрифт:
Я звонила ему. Тысячи раз. Звонила и слушала голос оператора, который будничным тоном сообщал, что абонент не доступен. Потом снова плакала. И ждала, что Торопов одумается и сам позвонит. Приедет, заберет меня, и весь этот кошмар окажется сном. Но так и не дождавшись, снова впадала в истерику. И ничего не могло ее остановить. Не выпускной, ни универ, ни попытки Лизы со мной поговорить, не уговоры мамы. Я просто не видела света. Ни в чем. Кроме него. И меня затягивало все сильнее. А потом в какой-то момент я забыла о свей боли, гордости, ненависти и позвонила
— Привет. Можешь говорить? — мой голос давно потерял былую звонкость и даже у меня сложилось впечатление, что я курильщик с нехилым стажем за спиной.
— Да, могу. Привет.
— Ты с ним? — я говорила уверенно. Не было ни страха, ни волнения. Вообще ничего. Из того разговора запомнились только узоры обоев на стене.
— Нет.
— Устрой мне встречу с ним. Мне очень нужно с ним поговорить.
— Я думаю, что это не самая лучшая идея.
— А я не прошу тебя думать! Просто устрой нам встречу!
— Маш, да бесполезно все! Я нашел Антона! Он мне все рассказал…
Какого Антона? О ком он сейчас? Неужели он не слышит, о чем я говорю?
Я перебила его, потому что почувствовала, что мое безразличие закончилось. И меня вот-вот снова начнут душить слезы.
— Да мне все равно! — закричала я. — Просто позвони ему и скажи, что мне нужно его увидеть!
— Я не могу! — закричал в ответ Илья.
— Почему?
Захаров как-то странно молчал.
— Почему?
— Маш…
— Почему? — мой голос сорвался на визг.
— Он уехал, — как-то тихо пролепетал Илья.
— Куда?
— В Германию.
— Надолго?
— Маш!
— Когда он вернется?
После не продолжительной паузы, Илья произнес то, что потом разорвет меня на части:
— Сказал, что никогда.
Никогда? Бред какой-то…
— Ты мне врешь? — весь мой запал лопнул, как воздушный шарик.
— Нет, Маш. Не вру.
Еще один выстрел в мое почти бездыханное сердце.
— С ней? — прохрипела я зачем-то.
Хотя ответ мне был не нужен. Конечно, с ней.
Это был контрольный.
— Я не знаю. Маш, у тебя все в порядке? Если тебе нужна помощь, ты только скажи!
А мне стало смешно. Вместо ожидаемых слез меня душил истерический смех.
— Помощь? От тебя? — меня несло, но я не могла остановиться. — Или ты на его место захотел? Так приезжай! Мне теперь все равно где и с кем!
— Дура ты! Я с тобой по нормальному! Радуйся, что не послал тебя после твоих выходок!
Меня не интересовали оправдания Захарова. Я бросила свой телефон в стену, и он разлетелся на кусочки. У меня снова началась истерика, где я кусала руки и просила его не оставлять меня. И если бы в тот момент мама была дома, то смирительная рубаха мне была бы обеспечена.
А вечером вернулся из рейса папа.
И это была адская ночь.
Оказывается, мама была на грани, а я ведь даже не заметила, что так сильно ее расстраиваю. Но ее терпению пришел конец, и меня было решено отправить к психологу.
Но это потом. А для начала я выслушала такую лекцию от папы, что просто радовалась, что они знают не все. Потому что только за одно предательство Торопова, папа хотел его убить. И только мои слезы, и уговоры на коленях спасли моего бывшего парня от похода на тот свет.
Папа кричал и кричал, потом жалел меня, и снова кричал. До тех пор, пока у меня не пропали силы. Он отнес меня на кровать, что-то успокаивающе мне нашептывая, а я поняла, что больше не хочу. Ни к психологу. Ни к Торопову. Ни жить. С такой мыслью я и провалилась в сон.
А утро было другим. По-прежнему унылым и безрадостным, но моя голова в этот раз была ясной. Я понимала, что меня ждет впереди. И не хотела себе такой участи. Не хотела, чтобы мои страхи и боль вытащили наружу для общего обозрения. Не хотела мести со стороны папы. Не хотела упреков и осуждения родителей и всех окружающих. Это было для меня еще одним ударом. И я могла с ним не справиться. Он мог стать последним. Поэтому, как только проснулась, я сразу же побежала на кухню, где и застала маму. Заплаканную и явно не спавшую всю ночь. Она сидела на стуле, и я упала перед не на колени:
— Мам, пожалуйста, не надо меня к психологу! Я очень прошу! Я не смогу там.
— Маш, да ты же сама мучаешься и нас мучаешь. Мне так страшно и больно за тебя.
— Мам! Я сама справлюсь! Я обещаю! Я возьму себя в руки.
Как же, возьму. Вон, глаза уже на мокром месте. И не только у меня.
— Маш, я буду очень рада. Ведь ты такая молодая. У тебя все впереди! Вся жизнь, деточка моя!
Я закивала головой.
— Мам, да я все понимаю! Просто сильно люблю его! И если даже схожу к этому докторишке, то ничего не изменится. Он у мня в крови. В голове. И в сердце. И только я сама его могу оттуда ампутировать.
— Маш, ну, если ты действительно больше не будешь так убиваться, насильно никто тебя никуда не поведет. Просто очень страшно за тебя. Ты же даже нас не видишь.
— Мам! Я обещаю, что справлюсь. Только если…
— Если…, - тело мамы под моими руками напряглось.
— Если вы мне разрешите не поступать в этом году в универ…
— Маш, ну ты чего?
Она шокировано уставилась на меня.
— Мам, мне нужен тайм-аут. Мне нужно время. Я все равно не смогу учиться. Мне очень больно, но если вы с папой поддержите меня, то я обязательно справлюсь.
— И что ты будешь делать весь год?
— я уеду к бабушке в деревню.
— Мааааш, — маме явно не понравилась эта идея.
— Мам, я по-другому не смогу, — господи, только бы не заплакать, — ты же моя мама и должна меня понять. Пожалуйста!
Я уткнулась е в колени, чтобы скрыть подступающие слезы.
— Мам, вы можете меня по докторам водить, заставлять учиться, но однажды я не выдержу и сорвусь. А там я справлюсь. Мам, ты же видишь, как мне плохо! Мам, ты же знаешь, что такое любовь. Ты же папу любишь! Мам, пожалуйста, услышь меня сейчас. Уговори папу, чтобы я поехала жить в деревню. Прошу тебя мам.