Любовь до гроба
Шрифт:
– Но ведь его убили! – продолжала настаивать София, высказав все положенные соболезнования. Она и в самом деле сочувствовала девушке, оставшейся круглой сиротой, к тому же у гадалки были свои причины считать преждевременную смерть господина Ларгуссона истинной трагедией.
– Я даже не знаю… – наконец задумалась барышня, нервно комкая платочек. Умственные усилия были явно для нее непривычны и мучительны. Наконец она нерешительно промолвила: – Ну, разве что господин Нергассон его не любил, из-за батюшкиной невесты…
– А сам господин Ларгуссон? – с надеждой уточнила госпожа Чернова,
– Ну, – заколебалась гномка, – отец только о господине Ларине нелестно отзывался… И еще о сестре, они же беспрестанно ругались…
– Господине Ларине? – переспросила гадалка, вздрогнув от неожиданности и чуть подавшись вперед. Упоминание о склоках между покойным и его старшей дочерью вовсе не являлось для нее новостью, а вот известие о старшине пожарного приказа было действительно любопытным.
– Ну да! – охотно продолжила барышня, уже позабыв о своей скорби. – Батюшка ему денег ссудил, а тот все не возвращал.
– Вот как… – задумчиво произнесла София и попыталась выяснить у барышни Ларгуссон еще что-нибудь, но безуспешно. Более ничего занятного гномка не поведала, и молодая женщина распрощалась с нею, сославшись на срочные дела.
Выйдя из гостеприимного дома, София остановилась у калитки и сжала пальцами виски. От болтовни у нее разболелась голова, зато раздобытые сведения представлялись весьма ценными.
Госпожа Чернова взглянула на часы, охнула и заторопилась. Визит занял куда больше времени, нежели она рассчитывала. Следовало еще сделать некоторые покупки, и София отправилась по лавкам. С деньгами было негусто, но ей удалось потратить совсем немного, чтобы приобрести все необходимое и условиться о доставке в Чернов-парк.
Софии приглянулась новая шляпка в витрине магазина госпожи Неруларс, однако пришлось со вздохом отвернуться и пройти мимо. Как же мучительно делать вид, что многочисленные дамские соблазны оставляют ее совершенно равнодушной, и стоически игнорировать искушения!
Были еще насущные проблемы, которыми куда сложнее пренебречь: протекающая крыша сарая и прохудившееся постельное белье, провиант и разные хозяйственные нужды. Разве можно отказать домовым в свежих сливках? Да еще Лея недавно намекала, что запасы компонентов для мыла почти иссякли…
А выхода нет. Теперь счет шел на дни, ведь госпожа Дарлассон недвусмысленно намекнула, что намерена уволить госпожу Чернову.
София выкинула из головы грустные мысли и наблюдала за предпраздничной суетой.
Вот гномка самозабвенно ругается с приказчиком, который норовит подсунуть ей ткань второго сорта вместо заказанной отличной материи… Вот мать (по виду служанка) пытается урезонить малыша, который с ревом требует купить леденец… Вот барышня в сопровождении двух джентльменов выбирает шляпку, перемерив уже весь ассортимент лавки, а на лицах ее сопровождающих читается обреченное уныние – мужчинам определенно не терпится поскорее сбежать из царства дамских мелочей…
Вдруг какой-то торопыга-рабочий с тюком в руках грубо отпихнул малыша лет пяти (того самого, который просил конфету) с дороги и пробежал мимо, даже не извинившись. Мальчик тут же разревелся, точнее, с новой силой
Движимая порывом, София приблизилась к ребенку и протянула ему засахаренный апельсин, купленный для Леи, уговаривая не плакать.
Малыш доверчиво протянул руку и, ухватив предложенную сладость, тут же позабыл о горьких слезах и лишь слегка всхлипывал.
– Отдай это госпоже! – отрывисто велела мать, а поскольку ребенок был резко против расставания с лакомством и вцепился в него изо всех сил, женщина стала выдирать апельсин, с силой разжимая пальцы маленького бутуза.
– Но почему? – изумилась госпожа Чернова, когда мать, не обращая внимания на новый взрыв негодования малыша, протянула ей отвоеванный апельсин.
– Нам ничего не нужно от убийцы! – отрезала та.
Перед глазами у Софии потемнело, и она слегка покачнулась. Люди проходили мимо этой маленькой драмы, не обращая на нее никакого внимания. Гадалка нашла в себе силы забрать лакомство и пойти прочь…
Она слегка оправилась лишь на выходе из города, у сада госпожи Дарлассон. Пожалуй, госпожа Чернова бездумно прошла бы мимо, но почти столкнулась с господином Нергассоном, который как раз закрывал калитку.
Кузнец смущенно извинился и сбивчиво объяснил, что инспектор поручил ему выяснить, нет ли на замке в библиотеке следов взлома. Ничего подозрительного он не обнаружил, но госпожа Дарлассон – кстати, чрезвычайно любезная и милая дама – попросила его еще кое-что сделать, вот он и спешил…
Тут гном залился краской и смущенно замолчал.
София охотно приняла извинения и улыбнулась про себя. Кажется, барышне Варссон, невесте покойного господина Ларгуссона и заодно возлюбленной кузнеца, следовало начинать ревновать…
В Чернов-парке Софию встретила необыкновенно довольная Лея, которая порхала по дому и беспричинно улыбалась. Она беззлобно гоняла рыжую безобразницу-кошечку, которая норовила прокатиться на кухонных занавесках, лезла под ноги с истошным требованием вкусностей и устраивалась на столе у плиты. Недоверчиво изучив сей феномен (поскольку обыкновенно домовая была склонна скорее ворчать и воспитывать «нерадивую» хозяйку, нежели ей улыбаться), молодая женщина попыталась осторожно выведать причины столь благостного состояния духа домоправительницы, в ответ та пролепетала что-то о теплом солнышке, поющих птичках и всяких цветочках…
София встревожилась еще больше, ведь Лея никогда не одобряла увлечения цветоводством и полагала, что куда полезнее выращивать свеклу и картофель.
Поразмыслив, госпожа Чернова предоставила ее самой себе, поскольку та все равно не раскроет своих секретов. Пожала плечами, выбросила из головы загадочное поведение домовой и отправилась в кабинет.
Эту комнату господин Чернов полушутя именовал лабораторией, поскольку именно здесь его юная супруга всегда творила свои чайные смеси. Ровные ряды пузырьков с драгоценными эфирными маслами, банки с загадочными травами и непонятными жидкостями, витающий в кабинете благовонный запах и неизменный полумрак действительно напоминали обитель какого-нибудь древнего алхимика, поглощенного поисками философского камня.