Любовь Химеры
Шрифт:
— Почему ты не осталась с Тархом? Ведь хотела же.
Олег не спрашивал, он утверждал.
— Если б хотела бы, осталась бы… — меня взяло зло на мужа, так бы и стукнула! Опять за свое! — Я же тебе объясняла о своих отношениях и чувствах к нему. Я думала, ты понял. А ты! Напела что-то тварь чешуйчатая, а ты и рад был ухватиться. Подкормить своих демонов. А если бы искренне меня любил, ее слова прошли бы мимо ушей твоих и действия не возымели. А ты… Ты — самое большое разочарование в моей жизни, Олег. Самое обидное, что без вины виновата, блин! Я о нем и не вспоминала со дня
— Я просто очень тебя люблю. Очень, — тихо сказал Олег, подойдя, но обнять не решился.
— Любить — значит доверять, Олег. Без доверия нет любви. Я для тебя, как аппетитный кусок мяса для голодного волка, не более.
— Неправда! Не правда, любимая!
Олег-таки решился. Схватил меня за плечи и развернул к себе.
— Я знаю, что прощения мне нет. Я и сам себя никогда не прощу.
В его карих глазах было столько боли и раскаяния, что у меня аж сердце защемило.
— Об одном прошу, позволь мне видеть сына хотя бы раз в неделю, хотя бы ненадолго!
Я взяла голову Олега в свои руки, надавив на виски большими пальцами, и хоть сил было мало, но все же собрала все, что осталось. И буквально прожгла его мозг своим внушением, искренне веря, что во благо.
— Не пей больше никогда! Ни капли, слышишь! И живи лишь своим умом! Слушай лишь свое сердце! Оно тебя не обманет никогда.
Я так старалась что, закончив, упала Олегу в руки без сил.
— Что с тобой, моя хорошая, что? — зачастил Олег. — Прости меня! Прости Бога ради! Я знаю, что ты у меня самая хорошая, самая лучшая. Я больше никому не поверю, никого не послушаю! Что с тобой? Чем помочь?
— Поцелуй меня, — попросила я, едва дыша.
И когда его губы коснулись моих, начала пить его энергию жадно и бессовестно. Не хуже откормленной лярвы. Энергии оказалось неожиданно много.
Поцелуй тут же перетек в страстное соитие. Муж прижал меня к стене. Задрал платье, порвал белье, быстро расстегнул свои брюки. Чуть приподнял меня над полом. Я тут же обвила его бедра своими ногами, и Олег вошел в меня резко и до конца. Такого наслаждения я не испытывала еще никогда в своей жизни. Это были минуты чистой страсти, чистого безумия. Олег уперся руками в стену, помогая себе. Он совершал сильные, резкие движения, буквально пронзая меня. Я всеми силами выгибалась ему навстречу, стараясь прижаться к мужу как можно плотнее. Его жаркие губы ласкали мои налившиеся груди. Когда его горячий язык стал дразнить мои закаменевшие соски, мне показалось, что я сейчас потеряю сознание. Мои руки безжалостно терзали спину мужа. Его громкие стоны сводили меня с ума.
— Еще! Еще! — задыхаясь от наслаждения, повторяла я, пока не забилась в волнах невероятного наслаждения, прижавшись к мужу всем телом.
— Люблю тебя! — плача то ли от обиды, то ли от наслаждения, то ли от облегчения, шептала я.
— Прости меня, любимая, прости.
Олег, плача, опустился передо мной на колени, держа мои руки.
— У сына проси, а не у меня, балда.
Я оттолкнула мужа от себя и царственной походкой удалилась в ванную.
Часть 62
— Мамочка пришла!
Мое сердце чуть не остановилось от этого радостного крика дочери. — Я угадала! Угадала! Я знала, что ты ардонийкой придешь!
Девочка тоже выбежала в ардонийской ипостаси.
— Да ты что!
Я подхватила девочку на руки и прижала к себе. От нее так чудесно, сладко пахло, что на мои глаза навернулись слезы. Я крепко прижала к себе дочь, ее ручки обвили мою шею, голова устроилась на плече.
— Помой ручки и покорми Илюшу, а то он сейчас уже заплачет, — тихо сказала девочка.
— Хорошо, — кивнула я.
Прошла в комнату, шепнув Олегу поставить подарки под елку. Пришлось совершить срочный налет на ювелирный салон, ввиду большого заказа и большой покупки нам даже скидку в 25 процентов сделали.
Я поднялась с Илюшей в свою комнату. Лиза пошла с нами. Я сидела, на одной руке держа сына, а другой прижимая к себе дочь. Такую близкую, такую родную, такую нежную. И хоть мне хотелось ей многое сказать, о многом спросить, слова сейчас были не нужны. Мы просто сидели, молча наслаждались теплом друг друга. Я вдруг подумала, какого же терпения Тарху стоило сохранить свою тайну и терпеть меня. Видать, действительно было важно сохранить, что она жива, втайне…
— Папа не сердится на тебя, он все понимает, — улыбнулась девочка.
— Как ты жила все это время? Ты помнишь, что тебе снилось, пока ты спала?
— В меня вкладывали все нужные знания и навыки, учили управляться с силой.
— А когда проснулась?
— Отдали в приют для социальной адаптации среди людей.
— В четвертый?
— Да.
— Значит, я тебя видела. Почему ты убежала от меня?
— Не время было еще встречаться. Я еще не прошла к тому времени всю необходимую программу, — спокойно сказала девочка.
— Тебя никто там не обижал?
— Нет. После папиного воздействия коллектив и дети там просто образец добродетели. С тобой только хотелось увидеться.
— Никуда тебя не отпущу больше.
— Ну, к папе-то можно будет?
— Если только ненадолго…
Илюша всегда наедался пока с одной груди, вторую я обычно сцеживала для следующего кормления. Но тут почувствовала просто невыразимую потребность отдать это молоко Лизе. Уложила спящего сына в колыбель. И взяла дочь на руки.
— Мне не нужно, мам. Я свое уже выпила, хоть и не все. Но я помню его вкус, помню все песенки, что мне пела, когда кормила. Оставь Илюше, ему нужнее.
— Хорошо.
Я сцедила молоко, пока Лиза покачивала Илюшу в люльке, напевая колыбельную про котика. И так ласково нежно и по-матерински, что у меня аж сердце сжалось который раз за день.
— А можно мы здесь останемся на несколько дней? Мне хочется с дедушками пообщаться, они уже все согласились!
— И даже Влад?
— Да, и Женя. Она тебе завидует, тоже лялечку очень хочет. Так что мы с дедом Перуном помогли немножко. И у них сегодня плановое зачатие будет.
— Лиза! — взвизгнула, смущенная, я.