Любовь холоднее смерти
Шрифт:
– Куда?
– К барменам. Придется поговорить со всеми. Да, кажется, я немного просчиталась с бильярдом. Если Алеша играет прилично, Вадик бы его обязательно заметил.
Лида тоже приуныла. Она всерьез рассчитывала на то, что первая же попытка увенчается успехом. В то же время ее тянуло домой – вдруг муж вернулся? Что она делает здесь, в такое позднее время, среди этого грохота и пульсирующих вспышек лазера? Лицо подруги мелькало перед ней, как мелькают разрозненные кадры на старой кинопленке. Света поговорила с одним барменом, потом с другим. Затем отвела подругу в сторону, к туалетам:
– Сколько у
– Не знаю.
– Но это важно!
– Думаю, немного. – Лида призадумалась и наконец высчитала, что в кармане у мужа никак не могло оказаться больше пятиста рублей.
– Ну, с такой суммой он не мог примелькаться у бара. Один билет обошелся ему в двести пятьдесят. Не представляю, что теперь делать.
– Отвези меня домой, пожалуйста, – взмолилась Лида. – Или подбрось к метро, оно еще работает. Это пустая затея!
– Ты можешь предложить что-то еще?
– Сама же говоришь, что вчера здесь была страшная толкучка. Кто мог его запомнить с первого раза? Пожалуйста…
Та мотнула головой, взгляд сделался сердитым:
– Значит, мы зря выбросили на ветер деньги? Я вообще не собиралась сегодня никуда ехать. Если бы не ты…
– Я тебя ни о чем не просила! Ты сама меня сюда притащила!
– А, брось, – раздраженно оборвала Света. – Мы останемся. Он может появиться в любую минуту, и тогда пройдет вот здесь, – указала она в сторону входа. – Вряд ли он кинется к сцене, скорее, сразу пойдет к бильярду. Если вчера не играл, то мог просто смотреть. Многие так простаивают до самого утра.
– Здесь даже присесть негде, – пожаловалась Лида. – Я не выдержу всю ночь на ногах!
Но Света была неумолима. Она отыскала местечко в углу и усадила подругу на высокий шаткий табурет с изрезанным сиденьем:
– Тут и сиди. Впрочем, если захочешь потанцевать, тебя никто не осудит… Я пошла. Нужно все как следует осмотреть.
И пропала в толпе, которая с каждой минутой становилась все гуще. Лида неловко поерзала, устраиваясь поудобнее. Ноги не доставали до пола, и она чувствовала себя, как птица на жердочке. В зале становилось все жарче, воздух, казалось, раскалялся. Отовсюду плыли волны табачного дыма, громкие голоса сливались в сплошной гул, какой стоит под сводами вокзалов перед самым отправлением поезда. Она промокнула лоб, оттянула ворот свитера.
«В конце концов я могу уйти сама, – подумала Лида. – До метро как-нибудь доберусь, еще не слишком поздно. А там пешком. В крайнем случае, поймаю машину. Придется… Боже, когда я перестану ее слушаться? Алеша был прав, она все время мной помыкает, только чтобы составить себе компанию. Вот и сейчас происходит то же самое…»
Она решила уйти через пятнадцать минут – по ее расчетам, это был крайний срок, чтобы успеть до закрытия пересадочных станций метро. Лида смотрела то на часы, то на зеленые бильярдные столы, которые ей было превосходно видно со своего насеста. К ней никто не приставал, на нее даже не смотрели, и понемногу девушка успокоилась. Мелькнула спасительная мысль, что можно снять свитер – под ним черная майка, которая будет вполне уместна в этом непритязательном заведении, где не было видно вечерних туалетов и собиралась преимущественно молодежь.
«Но если я ухожу, то вовсе незачем раздеваться. Я ведь ухожу?»
Через пятнадцать минут она стянула свитер, обвязала его вокруг
Поссориться с умным человеком так же трудно, как помириться с глупым.
Глава 7
– Ужасный век, ужасные сердца! – неожиданно раздалось рядом.
Девушка резко обернулась, и в тот же миг ей показалось, что табурет опрокидывается. Она с трудом усидела на месте. Сине-сиреневые вспышки высветили по правую руку от нее знакомый профиль, длинные черные ресницы и щеку, изуродованную шрамом. Рядом стоял неизвестно откуда взявшийся Сергей. Шел первый час пополуночи.
– Не могу их слушать, – продолжал он, глядя вдаль, на сцену, где только что появилась некая русская команда. Он почти не повышал голоса, но тем не менее девушка хорошо его слышала. Возможно, потому, что тот говорил очень отчетливо. – Пытаются играть рок, но рок – это ведь прежде всего судьба. А какая это судьба? Чья?
Лида молчала. Она чувствовала себя загнанной в угол – в прямом и в переносном смысле слова. Слезть с табурета и убежать? Или ответить? Сергей не оборачивался – он все так же стоял рядом, неотступно и презрительно глядя на сцену.
– Целых три мальчика с гитарами! Три штуки! А я слышу всего одну «басуху», и то убогую, как из подворотни, – продолжал он, как будто ни к кому не обращаясь. – И этот сорванный голосок поет о вечной неразделенной любви. Оборвать бы ему уши, беспородному щенку! Какое горе…
Она не знала, почему все-таки заговорила с человеком, которого ненавидела и боялась, почему задала именно этот вопрос… Сергей сбил ее с толку неожиданным вступлением, и теперь Лида почти с изумлением услышала свой голос, искаженный шумом:
– Правда, что ты хотел стать музыкантом?
– Нет, – раздалось после пазуы. Он по-прежнему не поворачивал головы. – Это мама хотела, чтобы я им стал.
Возник голубой клуб дыма, на миг затуманивший четкий профиль. Затем нервное дрожание ресниц, и отрывистая фраза:
– Святая слепота! Все матери хотят, чтобы их дети сделали то, что не удалось им самим. Перекладывают на их плечи свои амбиции… Мама сама играла когда-то. Пока не вышла замуж.
Она его не узнавала. Здесь, в этих призрачных вспышках, Сергей казался другим. Безразличным ко всему, философски настроенным, почти смиренным. И больше не было кривых улыбочек и неподвижных взглядов. Он говорил спокойно и на удивление грустно.
– Знаешь, Поль Гоген писал в каком-то письме или в дневнике: «Родители жертвуют собой ради своих детей, те, в свою очередь, жертвуют собой ради своих… Получается какое-то сплошное безумие…» Прости, я пьян и цитирую неточно. Но мысль верная. Родители думают так: «Зачем нам надрываться, если у нас есть пара-тройка детей! Они все сделают, что нам не удалось!» Это… Предательство! Если у тебя что-то не получается, начинаются упреки – мы, мол, всем для тебя пожертвовали, а ты лентяй… Пусть бы не жертвовали, кто их просил! Пусть бы сами попробовали что-то сделать!