Любовь холоднее смерти
Шрифт:
– Так и расстались?
– Так и расстались. Я его спросил, почему он один, а он ответил, что это его личное дело. Не могу сказать, что мы стали друзьями… – Теперь он явственно хохотнул. – Но и убивать друг друга нам было незачем. Светка, это все. А теперь будь лапочкой – принеси мне баночку холодного пива.
Девушка вышла на кухню, достала из холодильника две банки – все, что ел и пил один из них, автоматически умножалось на два. Но она не торопилась отнести брату требуемое и несколько минут стояла с банками в руках, неподвижно уставившись в
– Ты все мне рассказал? – спросила она брата, осторожно доливая в стакан ледяное пиво и ожидая, пока осядет пена. Тот включил ночник и жадно следил за действиями сестры, облизывая пересохшие губы. – Вы правда не поссорились?
– Правда. Ну дай сюда! – Он потянулся за стаканом, но Света успела отвести руку:
– С трудом верю, что ты не ляпнул еще пару гадостей про Лиду, – сказала она. – Я боялась, что ты устроишь разборку прямо во дворе… Даже удивилась, что ты пустился в какие-то намеки!
– Какого черта, Светка? Дай стакан!
Она сунула ему пиво и допила из банки остатки. Вытерев рот, девушка задумчиво произнесла:
– Хорошо, если ты говоришь правду и вы расстались мирно. Потому что могут найтись свидетели вашей ссоры! Тебя в «Трех товарищах» знают как облупленного и сразу припомнят.
– На что ты намекаешь? Какие свидетели?
– Я намекаю на то, что если с Алешей и впрямь что-то случилось, первым делом обвинят тебя. У тебя было и время, и место, и мотив…
Тот едва не пролил пиво себе на грудь, резко усевшись на постели:
– Меня?! Эта дрянь изуродовала мне лицо, и меня же еще в чем-то обвинят?! Если бы ты тогда не уговорила меня замять дело, она бы у меня попрыгала, мерзавка! Шуток не понимает, припадочная! Я ничего не сказал ее муженьку и теперь жалею, что не сказал! Семейка идиотов! Хорошие у тебя друзья!
Этот взрыв ничуть не задел девушку – та продолжала спокойно покачивать головой, как будто о чем-то сожалея. А когда брат умолк, невозмутимо повторила:
– Хорошо, если ты говоришь правду. Даже я верю тебе с трудом, что же говорить о других… Если бы я знала, что все так скверно, то бы не стала ничего говорить Лиде. Тебе трудно будет оправдаться, а мне поздно идти на попятный.
Он все еще пытался возмущаться и возражать, но сестра уже ничего не слушала. Она поставила в проигрыватель диск, вручила брату пульт дистанционного управления и спокойно вышла из комнаты, прикрыв за собою дверь.
Никому из нас никогда не узнать, какое у него в точности лицо. Наши черты искажает все – будь то зеркало, пленка или чужие глаза.
Глава 6
За окном загорелся фонарь. Лида подняла голову и медленно убрала с глаз спутанные волосы. Она больше не плакала и чувствовала себя разбитой вдребезги – каждое движение давалось с трудом, опухшие веки не поднимались. «Поздно, – подумала она. – Нужно умыться, поставить чайник… Нужно… Что-то еще».
Но на самом
Вера Сергеевна уже вернулась – в коридоре несколько раз слышались ее мягкие, легкие шаги. Она не подходила к двери, не окликала Лиду, и та не знала, благодарна она за такую деликатность или нет. Но что ей могла сказать хозяйка, которая знала Алешу всего пару суток? Что она могла о нем знать, если считала, что жилец загулял и забыл известить об этом жену?
Та постучалась в дверь ровно в десять часов. Лида с трудом поднялась с постели и нехотя открыла.
– Вернулся?
– Нет.
Они обменялись только этими словами, но их глаза и голоса сказали намного больше. Хозяйка смотрела теперь по-настоящему тревожно, и ее вопрос звучал не как простая любезность. Лида ответила чуть слышно, отведя взгляд.
– Деточка, – после паузы произнесла Вера Сергеевна, – вы поссорились?
– Нет, – сдавленно произнесла Лида. – Я не знаю, что делать.
– Ну погоди, – неожиданно тепло заговорила та. – Он еще явится, увидишь, и ему придется объясняться. Вы точно не ссорились? – И тут же ответила сама себе: – Да что я говорю, вы такая милая пара, я сразу подумала, что мне повезло с жильцами. Пойдем ко мне, ты же извелась одна.
И Лида пошла, хотя еще минуту назад она хотела, чтобы ее оставили в покое.
Она еще ни разу не заглядывала в комнату к хозяйке, и все, что знала об этом помещении, – это то, что там всегда очень тихо. Причину этой тишины она поняла немедленно. Здесь не оказалось ни телевизора, ни радиоприемника, ни проигрывателя. Никаких источников звуков, исключая саму Веру Сергеевну. Та указала девушке на кресло, обитое потертым синим плюшем:
– Садись и рассказывай.
– Но мне нечего рассказывать…
– Мужчина ни с того ни с сего не уходит, – отрезала та, отворачиваясь к приземистому буфету красного дерева и чем-то позвякивая в его глубине. – Хотя… Бывает и такое.
Она обернулась, и у нее в руках оказалось то, что Лида ожидала и боялась увидеть – бутылка армянского коньяка и две рюмки. Девушка протестующе подняла руку, но тут же ее опустила. Рюмка была чуть не насильно вложена ей в пальцы со словами:
– Выпей, одна капля тебе не повредит.
Сама хозяйка выпила, не присаживаясь, быстро налив себе полрюмки и проглотив янтарную жидкость с угрюмым, сосредоточенным лицом – будто пила лекарство. Она запила коньяк минеральной водой, прямо из бутылки, закурила и только после этих манипуляций опустилась на диван, тихонько вздохнувший под тяжестью ее тела.