Любовь и доблесть
Шрифт:
– Заговор?
– Африка – это всегда один большой заговор! Впрочем, Азия, ни Европа – не лучше.
– Кем ты у президента?
– Я же сказал: негром.
– А точнее?
– Готовлю его личную гвардию. Все гвардейцы здесь – нгоро, как и сам президент. А нгоро – ветвь могущественных некогда зулусов. Эти ребята захватили бы в прошлом веке всю Африку и создали бы империю похлеще Римской, кабы не европейцы. Солдаты, бродяги, авантюристы потянулись в Африку как пчелы на мед.
А куда с копьем против скорострельных ружей и пулеметов? Храбрых зулусов попросту
Он еще и англичанин на четверть, потому что бабушка у него ятуго. Уследил за мыслью?
– Да. Родовые связи со всеми, кто что-нибудь значит в этой стране.
– Именно. Но поскольку он не чистокровный нгоро, среди части местной элиты – брожение, шатание и разброд. Был бы, кстати, Джеймс чистокровным нгоро – решил бы проблему просто: перерезал неугодных, и всех делов.
– Можно и свою голову потерять.
– Можно. Но нгоро над такой мелочью не задумался бы. А Хургада – думает.
Интригует, просчитывает ходы, создает среди военных собственную «клиентуру» – в римском, имперском понимании этого слова. Но насколько я чувствую страну... Он проиграет. Здесь нельзя играться долго, нужно действовать. Решительно и быстро.
– Зубров замолчал, словно что-то взвешивая или прикидывая, припечатал ладонь к столу:
– Так и будет.
– Картина битвы мне ясна, – улыбнувшись, сказал Данилов.
– Ну а чтоб до полной кристальности... Как истинный монарх, президент Хургада не доверяет никому и ни в чем. Помимо нгорийской гвардии есть у него корпус ландскнехтов, легионеров. Ковчег: каждой твари по паре – немцы, французы из «диких гусей», русские, азиаты, американцы, кубинцы. Принцип отбора строг, но прост: тупость, исполнительность, храбрость.
– Швейцарцы при Людовике?
– Сброд. У швейцарцев была корпоративная честь: если помнишь, все пятьсот погибли, защищая короля, хотя служили за деньги... Честь была превыше. А у этих... Сброд. Или, как говаривали в петровские времена: сволочь. Сволокли из разных земель и весей бродяг беспутных, для каких и своя жизнь – копейка, а чужая – так вообще пшик. И самим им цена в базарный день – полушка медью.
– Как и нам?
– Не путай. Ты сюда за деньгами приехал?
– Нет.
– В том все и дело. Деться тебе некуда. От самого себя. Как и мне. А у легионеров – просто работа. Ничего личного.
– Хорошо подготовлены?
– Исключительно. Но это только отсрочит их гибель. Нгоро вырежут всех.
– Или – погибнут, как их отважные предки.
– Вряд ли. Оружием владеть я их обучил мастерски.
– Не на нашу ли голову?
– Кто скажет заранее? Добрые дела наказуемы.
– Готовить смертников – дело доброе?
– Воинов. Это – другое. Да и – кто скажет? – В голосе Зуброва промелькнуло нечто Данилову незнакомое, а может, знакомое когда-то, но забытое: или покорность этим громадным чужим просторам, или что-то иное – непознаваемое, давнее, древнее, чему люди так и не нашли названия.
Глава 65
Зубров тряхнул головой, сгоняя наваждение. Налил себе водки, выпил, поднял на Данилова взгляд:
– Теперь ты знаешь все. Или – почти все. Только не думай, я вовсе не хотел тебя подставить или, говоря замысловато, вовлечь в историю. Ты можешь отказаться, сесть в самолет и умчаться завтра же. Перед доктором Вернером я как-нибудь оправдаюсь. Для него, кстати, ты будешь просто охранником дочери.
– Ты ему ничего...
– О том, что мы друзья? Нет. Для него это – избыточная информация. Да и...
Непрост Вернер, ох непрост! На людях носит парик, лицо – что дубленый пергамент, зубы фарфоровые, но поверь моему чутью: клычками своими игрушечными он не одного зверя загрыз. Насмерть.
– Пугаете, дядько.
– Информирую. Да, он сам настаивал на русском... со странностями. Ты со странностями?
– Более чем.
– Ну тогда и с девчонкой его поладишь. Гонорар – десять штук ежемесячно, чистыми. Я тебе не сказал сразу... В Гондване никто не загадывает на месяц.
Или, как здесь говорят, «на луну». Слишком далеко. Не принято.
– Живут без будущего?
– Живут настоящим. А время если и меряют, то в веках.
– Достойно, – серьезно кивнул Данилов.
– Края здешние способствуют. Человек – только часть .саванны, моря, скал, пустынь, лесов... Библейское «...аки лев рыкающий...» имеет здесь не переносный смысл; бывал я в саванне один, ночью, под чужим небом, вокруг – другие запахи и другие звуки... И рев этот – словно глас будущей кары Господней, и он близко, и чувствуешь себя существом малым и бессильным, и если этот мир захочет, то лишь вздрогнет легко, и – нет тебя, будто и не было... Люди здесь – не хозяева мира, лишь часть его, малая часть, ничтожная. Может быть, в этом истина?
Из-за свежих волн океана
Красный бык приподнял рога
И бежали лани тумана
Под скалистые берега... <Из поэмы «Начало» Николая Гумилева.> -
распевно продекламировал Данилов. Улыбнулся, сказал, имитируя недавнюю информацию друга:
– В чем истина – кто скажет?
– Ты быстро все схватываешь, – серьезно кивнул Зубров. – Край этот нужно не понимать – чувствовать. Иначе не выжить.
– Любой край нужно чувствовать.
– Да. Любой край. – Зубров задумался, взгляд сделался отсутствующим, нездешним. – «Легко бродить по краешку огня, и эта ночь сегодня для меня пусть ляжет...» – напел он негромко. – Ну что? С делами на сегодня все? С ответом и с решением не торопись. Мне не нужна поспешность и непродуманность. Мне нужна надежность. Сегодня ты просто гость. Ответ дашь завтра. Лады?
– Лады.
Зубров откинулся на стуле, прикрыл веки. У него был вид смертельно уставшего человека. Данилов взглянул на часы: