Любовь и долг Александра III
Шрифт:
Александр сидел за письменным столом и печально перелистывал дневник.
Эта запись относилась к сентябрю, но с тех пор он, как змея во время линьки, сменил кожу, да не одну, а несколько. И эти слова были теперь ложью. Он не хотел, не хотел даже думать о женитьбе на Дагмар!
Другая была у него в мыслях.
Как это произошло, Саша не понимал. Невольно вспоминалось пушкинское: «Я поступил неосторожно, предаваясь милой привычке видеть и слышать вас ежедневно». Да, неосторожно. Нюхал-нюхал нежный цветок, да и отравился его ароматом. В очаровании Марии Элимовны он увяз, как муха в меду. Вот, чудилось, она была только другом, человеком, более близким ему по духу, чем все остальные, но внезапно заслонила весь
Жизнь без Дагмар была для Александра легкой и простой, а воспоминания о ней давили, точно тяжкий гнет. Не возникало потребности писать ей или получать от нее письма. Но если день проходил без записочки от Марии Элимовны, доставленной верной Сашенькой Жуковской, то Александру начинало казаться, что тоска камнем висит у него на шее и мешает жить. В эти дни он был не просто печален – он находился в оцепенении мыслей и чувств, с трудом и напряжением воспринимал наставления отца, а порою бывал откровенно туп на лекциях, которые для него читали лучшие профессора российских университетов. В один из таких дней император оказался поблизости, когда Александр с особенным трудом отвечал на вопросы своего преподавателя права Победоносцева, и, не сдержавшись, воскликнул:
–Ты заставляешь меня пожалеть, что по праву наследования императором должен стать ты, а не Владимир!
Победоносцев даже вздрогнул: как цесаревич сможет снести подобное оскорбление?! – однако Александр только буркнул угрюмо:
–А я давно об этом жалею. Во всяком случае, я мог быть совершенно свободен и сам распоряжался бы своей жизнью.
–Могу вообразить, как бы ты ею распорядился, – презрительно сказал отец. – Натворил бы глупостей во всем, начиная от женитьбы!
Увидев, как покраснел великий князь, Победоносцев понял, что намек угодил не в бровь, а в глаз.
Александр продолжал листать дневник.
Опять пошли неприятности. М.Э. мне сказала, что к ней пристают: зачем она садится возле меня так часто? Но это не она, а я сажусь возле нее. Снова придется сидеть бог знает где и скучать на собраниях. О глупый, глупый свет со своими причудами!
Проговорили с МЭ часа два, сидя рядом. Я про все забыл, слушая ее рассказы о Париже. Какой затворницей она там жила, в какой тоске! Мне стало так жаль ее. Но опять снова начались сплетни. Проклятый свет не может никого оставить в покое. Даже из таких пустяков поднимают истории. Черт бы всех этих дураков побрал!!! Даже самые невинные удовольствия непозволительны; где же после этого жизнь, когда другим повеселиться нельзя? Сами делают черт знает что, а другим не позволяют даже веселиться, двух слов сказать, сидеть рядом. Где же после этого справедливость?
А вот запись от 16 февраля:
М.Э. исполнилось 22 года, я послал ей свою фотографическую карточку и передал поздравление. На карточке ничего не написал, только дату. Не знал, какие слова найти… Правильно говорит пап'a, я ни на что не годен…
Через десять дней настал день рождения самого Александра:
Вот минул мне 21 год, что-то будет в этот год? Вспомнил я письмо милого брата, которое он написал мне ровно год назад, где он поздравляет меня с днем рождения. Но его не стало, и он оставил мне свое место, которое для меня было всегда ужасно… Иной раз крамольные мысли посещают: я позавидовал Никсе… сразу прогнал это чувство. Но юность проходит, а света радости я не вижу и никому не нужен. Для всех я не человек, а только актер, который должен играть роли. Роль императора, роль послушного сына или жениха. Только М.Э. видит во мне меня, только ей я нужен сам по себе. Я ее не на шутку люблю, и если бы я был свободный человек, то я непременно женился бы, и я уверен, что она была бы согласна.
Несколько раз мам'a заводила разговор о поездке в Данию. И Александр не мог не понимать, что это неминуемо, что с другими привязанностями надо расстаться. И на время благоразумие овладевало им, и он пространно описывал это свое отрезвленное состояние:
Теперь настает иное время, серьезное: я должен думать о женитьбе, и дай бог найти мне в жене друга и помощника в моей незавидной доле. Прощаюсь с М.Э., которую любил, как никого еще не любил, и благодарен ей за все, что она мне сделала хорошего и дурного. Не знаю, любила ли она меня, но все-таки со мной она была милее, чем с кем-либо. Сколько разговоров было между нами, которые так и останутся между нами. Были и неприятности и ей, и мне за нашу любовь. Сколько раз я хотел отстать от этой любви, и несколько раз удавалось на время, но потом опять сойдемся, и снова мы в тех же отношениях.
Теперь я уверен, что удалось пересилить себя, я устремлен целиком в будущее, а милая М.Э. – это прошлое. Радостное и счастливое, но прошлое.
В толпе друг друга мы узнали; Сошлись и разойдемся вновь. Была без радости любовь, Разлука будет без печали.
Все как у Лермонтова, которого мы с ней так любили.
Одно время он был вполне спокоен и даже думал, что как порядочный человек должен позаботиться о приличной партии для Марии Элимовны. Вообще было бы чудесно, если бы она вышла за какого-то его друга, они могли бы видеться в любое время и продолжать прежние дружеские отношения. Конечно, без всяких нежностей, но видеть ее, когда захочется, знать, что она счастлива…
Мысленно окинув взором круг своих самых близких приятелей, Александр остановился на Илларионе Воронцове-Дашкове. Он богат, знатен, ему двадцать восемь лет, самое время жениться.
–Илларион, слушай, а почему ты не женат? – спросил он в тот же вечер.
–Не встретил пока ту, которая станет мне дороже моей свободы, – усмехнулся красавец Воронцов-Дашков.
Александр неприязненно посмотрел на него. Как он красив! Мария Элимовна запросто может в него влюбиться. И забудет своего друга… Ничего! Главное – ее счастье.
–Я нашел тебе невесту, – решительно произнес Александр. – Меня заботит судьба Марии Элимовны.
Несколько мгновений Воронцов-Дашков смотрел на своего друга, не понимая, видит ли перед собой образец беспримерной наивности или беспримерной наглости. Затем осторожно сказал:
–Избави бог, ваше высочество. Лавры Амфитриона никогда меня не прельщали, да и по натуре моей в этой роли выступить не могу. А если хотите правду услышать, врагу не пожелаю быть женатым на фаворитке своего государя.
Александру показалось, будто он ослышался. А потом он счел за благо сделать вид, что ничего не слышал.
Александр очень хорошо помнил, что произошло позднее. Приехала взволнованная тетя Маруся, герцогиня Лейхтербергская, и сообщила, что в какой-то парижской пошлой газете появилась статья скандального характера. В ней, ссылаясь на «достойную доверия русскую корреспондентку», утверждалось, что наследник русского престола ведет легкомысленный образ жизни и отказывается от брака с датской принцессой, потому что волочится за фрейлиной императрицы, какой-то княжной М.
Тетя Маруся уверяла, что эту статью напечатали в других европейских странах, и, вероятно, о ней уже известно в Дании. Александр растерялся. С одной стороны, это было ужасно. Такая обида для Дагмар! Если об этом узнают король и королева, они запретят своей дочери даже думать о легкомысленном русском наследнике. С другой стороны… ему ведь совершенно не хочется жениться на Дагмар. И если разразится скандал, то отец махнет на него рукой и позволит ему… Позволит? Или нет? Но как этот скандал отразится на Марии Элимовне?