Любовь и другие иностранные слова
Шрифт:
С моей точки зрения, никакого конфликта не произошло, да и вообще вечер прошел бы гладко, не приведи Кейт этого своего Джоффа. Так что, если судить поверхностно, это целиком и полностью ее вина.
Я быстро листаю сообщения на телефоне, не читая ни одного.
– Кейт все молчит? – спрашивает Стью.
Я киваю:
– Она все еще не разговаривает со мной.
Стоит на редкость восхитительный весенний день, и мы со Стью возвращаемся в школу, пообедав в Фэйр-Граундс.
Стью пихает меня локтем в бок
– Она еще позвонит.
– Когда? На тридцатую годовщину моей свадьбы?
– Ага, – с непроницаемым лицом отвечает он.
– Если она будет дожидаться этой даты, то я просто не возьму трубку.
– Да возьмешь.
– Да, – тихо соглашаюсь я. – Возьму.
Он снова пихает меня и говорит:
– Джози, она правда позвонит. И раньше, чем ты думаешь.
Я благодарю его кивком, но надеюсь, что он прав. Кейт никогда раньше так не поступала, и я не знаю правил этого соревнования. А еще я знаю, что ужасно по ней скучаю. Я пытаюсь не замечать боль, но она не уходит, ждет, когда я ее замечу, и рыщет за моей спиной, пока я делаю задание по испанскому, гуляю со Стью, улыбаюсь Стефану в ответ.
Я чувствую эту боль дома, в те вечера, когда Кейт обычно приходила на ужин, а теперь перестала, и мама передает мне, что сестра слишком занята. Я чувствую эту боль в школе, когда Стефан говорит что-нибудь смешное, и мне хочется написать об этом Кейт, но я не пишу. Знаю, что она не ответит. Но сильнее всего я чувствую эту боль на беговой дорожке, когда пытаюсь предаться спокойным размышлениям, но все мои мысли словно магнитом тянутся к тому, что я пытаюсь игнорировать: Кейт не разговаривает со мной, и это очень больно.
Но на время бега я нашла себе хорошее отвлекающее средство: теперь мы бежим бок о бок с Эмми Ньюэлл, и я слушаю ее убийственную критику в адрес Ника Адриани. Слушаю, какой он козел, раз бросил ее перед самым выпускным. Она собирается подать на него в суд и оштрафовать на стоимость платья и макияжа. Несколько дней спустя я слушаю историю о том, как они помирились, хотя она все еще злится на него, но при этом любит. Или ненавидит. Она никак не может понять, что к нему чувствует, и в итоге говорит со смехом, что это и не важно, «потому что, как сама знаешь, они так похожи, что и не отличишь».
– А я думаю, что непохожи.
– Но ты же не влюблялась раньше.
А есть ли вообще люди, которые об этом еще не знают?!
– Я люблю сестер, и я знаю, что не смогла бы вот так просто ненавидеть одну из них.
– Я говорю о романтической любви. Это другое.
– То есть когда я влюблюсь, то в любую секунду могу возненавидеть своего парня?
– Да, особенно если он будет похож на Ника и чуть не изгадит тебе весь выпускной.
Тем же вечером звонит Стефан. Я рассказываю ему о том, что сказала Эмми, и спрашиваю, согласен ли он с ее словами.
– Не знаю. Я раньше не влюблялся.
– Ага, и я тоже, – радостно поддакиваю я. Ну, хоть одна родная душа!
– Круто.
– Расскажи, что ты подразумеваешь под словом «круто».
– В смысле?
– У этого слова может быть много значений.
– Ну, круто – это круто. Запросто. Круто. Понял. Ну, что хочешь, то и значит.
– О'кей, – говорю я и надеюсь, что Стефан слышит через трубку, что я улыбаюсь. – Круто.
Я говорю на языке Стефана, и мне нравится этот легкий и приятный язык. Как раз то, что нужно, чтобы смягчить горечь невыносимого молчания на языке Кейт.
Мэгги пытается развеселить меня, пригласив к себе на ужин за неделю до выпускного. Я соглашаюсь, и мы угощаемся едой из греческого ресторана. Росс побрызгался моим любимым одеколоном. Мэгги говорит, что мне необязательно прокалывать уши. Росс говорит, что мне идут очки, и никто ничего не проливает. Все, что они делают, заставляет меня скучать по Кейт еще больше.
Ее бойкот затягивается до самого выпускного. Мэгги приезжает около половины третьего, чтобы помочь с прической и макияжем.
– Этот оттенок помады подходит тебе просто идеально, – говорит она, крася мне губы. – Но вообще-то тебе и так хорошо.
Я, разумеется, завязываю волосы в хвост, и Мэгги круглой щеткой завивает его в один огромный локон. Эту расческу отдала мне Кейт, когда переезжала.
Я вздыхаю.
– Ну вот, – говорит Мэгги моему отражению, которое я вижу, только опять надев очки.
– Очень красиво, – уверяет меня сестра, и я ей почти верю. Во всяком случае, спасибо ей за добрые слова.
Мэгги – одна из трех красивых женщин в мире, в присутствии которых я не чувствую себя жалкой. Вторая – Софи. А третьей была Кейт.
– А что, мне нравится, – говорит Софи, подбрасывая мой локон на ладони.
Мы сидим у нее в спальне, одетые слишком нарядно для простого выхода в свет. Но это же, в конце концов, выпускной! Софи выглядит так, словно сошла с обложки свадебного каталога: на ней платье до колена, густого шоколадного цвета и с одной лямкой. Я же похожа на выпускницу. Но раз я и есть выпускница, то ничего против не имею.
– Стефану тоже понравится, – говорит она. – Но не ожидай, что он рассыплется в комплиментах. Парни все одинаковые. Они видят, что ты выглядишь необычно, но не знают, как об этом сказать, поэтому просто говорят, что ты выглядишь отлично. Когда он скажет тебе это, просто поблагодари его. Не спрашивай, заметил ли он изменения.
– Даже про идеальную помаду не спрашивать?
– Она и правда идеальна, но он об этом не скажет. «Отлично выглядишь» – это максимум, на что можно рассчитывать. Стью! – зовет она брата, когда он проходит через комнату, наряженный в смокинг. Галстук у него болтается вокруг шеи.