Шрифт:
Пушистый рыжий хвост маячил чуть впереди, а маленькие ножки шуршали на пестром ковре из опавших листьев, перенося Ольгу из шумного города в тихий осенний лес.
– Дуся, фу, – она одернула собачку за шлейку. – Опять что-то нашла, обжора.
Дуся засеменила дальше, Оля медленно побрела следом. Олег ушел почти две недели назад. Вернее – двенадцать дней и четыре часа. Он и раньше уходил, но почему-то именно в этот раз Оля считала дни. С недавнего времени ее стали тяготить эти отношения. Она понимала, что Олег тянет ее в болото своими разговорами
Оля поморщилась, вглядываясь вдаль и пытаясь разглядеть на густо усыпанной листьями земле свое маленькие чудо.
– Ух ты, – Оля забыла о своих рассуждениях, разглядывая бежевого шарпея, с которым любезничала ее Дуся. – Какой миляга, – Она невольно потянулась к бархатной, покрытой уютными складками, морде пса. – Можно? – она посмотрена вверх – на хозяина.
– Конечно.
– Какой ты мягкий. Маленький еще?
Она выпрямилась во весь рост, глядя на высокого парня лет двадцати пяти в синей вязанной шапке.
– Да, полгода. На самом деле обычный пес, просто в складочку.
– Так уже не обычный, – улыбнулась ему в ответ Оля. – Дуся, пойдем.
Она похлопала себя по ноге подзывая все еще занятую новым другом собачку. Парень продолжал смотреть на нее и не двигался с места. Оля виновато улыбнулась, словно говоря «нам пора» и, коротко свиснув Дусе, побрела дальше.
Мысли о муже совершенно неосознанно вытеснил новый знакомый. Ей было приятно вспоминать его открытое лицо и теплую улыбку. Просто молодой, просто красивый и все.
Оля зашла домой. Все здесь напоминало об Олеге. О долге, о рутине, о запретах. Настроение снова испортилось. Хорошо, хоть Корюшка сегодня у мамы.
Она открыла холодильник, вытащила бутылку Шардоне, долго держала ее в руке, словно решая для себя, чего ей хочется больше – пить или не пить.
А, к черту», – она вытащила из шкафа бокал и налила себе вина, достала из лучшего гостевого сервиза тарелку, нарезала сыр, помыла виноград и устроилась с ногами на диване перед телевизором. Портить хорошее настроение, неожиданно подаренное ей незнакомцем, не хотелось, и Оля включила первый попавшийся романтический фильм.
Всю ночь Оле снился хозяин шарпея. Его пахнущее мускусом и свежестью молодое тело, томный шепот и прикосновения умелых рук.
Утром ей было и хорошо и стыдно. Наверное, это непозволительно, сорокалетней женщине такие мысли о мальчишке думать.
Утренний кофе немного привел ее в норму, и к обеду рабочая рутина совершенно вытеснила из ее сорокалетней головы непристойные мысли, кроме мысли – «убить босса». Но эта мысль возникала у нее так часто, что она перестала быть из разряда непристойных – скорее тонирующая необходимость.
Вернувшись вечером домой, Оля непривычно долго прихорашивалась перед прогулкой с Дусей. Подправила тонкие черные стрелки, делающие ее зеленые глаза еще ярче, зачем-то распустила волосы и вместо старой вязаной шапки надела берет.
На улице было тихо. День начинал клониться к вечеру. Воздух был прохладным и недвижимым. Все вокруг словно замерло на миг, приобретая удивительную резкость, так бывает в момент, когда день плавно перетекает в вечер.
Сегодня она почти ни разу не вспомнила про Олега, зато о нечаянном незнакомце думала непозволительно много. Невольно вглядываясь в даль, она не спеша шла вслед за шуршащей впереди Дусей в тайной надежде и сегодня встретить своего таинственного незнакомца. Как, однако, быстро она его присвоила.
Вдалеке замаячила знакомая бархатная морда, и Оля почувствовала, как сердце в груди учащенно забилось. Каково же было ее разочарование, когда, подойдя ближе, она увидела вместо высокого статного брюнета мальчишку лет двенадцати.
Борман рванулся к Дусе и, обнюхав ее, стал недвусмысленно намекать на игру. Дуся, судя по всему, считала себя собакой степенной и на уговоры вертлявого кобеля не поддавалась, продолжая обнюхивать каждый кустик на знакомом до боли маршруте. Мальчишка пошел дальше, неловко волоча за собой на поводке все еще сопротивляющегося пса.
Вернувшись домой, Оля, по какой-то странной привычке, которую до вчерашнего дня у себя не наблюдала, заглянула в холодильник и несколько минут гипнотизировала початую бутылку Шардоне, призывно сверкающую пластиковой зеленой пробкой. Однако, сдержалась и, переодевшись, завалилась с телефоном на диван.
Она сделала дежурный звонок матери, расспросила ее о Кирюшке, а потом вдруг неожиданно для себя решала принять ванну.
Оля долго лежала в пушистой пене с маской на лице. С рассмешившей ее мыслью – «вдруг секс», привела в порядок тринадцатидневную растительность на теле и в отличном настроении легла в пастель. Пытаясь замаскировать мысли о своем незнакомце чтением, Оля с полчаса пялилась в книгу, не вникнув ни единое слово.
Всю ночь Оле снился ее незнакомец. Под утро, прерывая эротический сон, ее разбудила Дуся. Этажом выше колотил в дверь пьяный сосед. Ей насилу удалось угомонить возбужденную шумом собаку, и когда в спальне, наконец, снова наступила тишина, Оля попыталась вернуться в свой сладкий сон, представляя себе нежные, теплые губы незнакомца на своей груди. Она совсем не помнила его лица, но для ее фантазии это было не помехой. Скоро ее сразил сон. Странный, сюрреалистичный и даже пугающий. Всю ночь она стучала в закрытую дверь незнакомого дома, из-за которой на нее сердито рычал Борман.
Утром, завернутая в теплый шарф и совершенно не выспавшаяся, Оля мерзла вместе с Дусей на улице, думая о том, не загостился ли Кирюшка у бабушки.
– Привет, – раздражающе-бодрый голос махом вывел Олю из коматоза. Обернувшись, она почувствовала, как кровь холодной тяжелой волной отхлынула от лица, наполняя свинцом ноги.
Прямо за ней стоял тот самый незнакомец, образ которого Оля уже вторую ночь нещадно эксплуатировала с своих корыстных целях. Ей вдруг стало не по себе, словно мальчишка мог все это прочитать по ее лицу.