Любовь и дым
Шрифт:
Какой-то полицейский спросил его имя, и Эдисон уставился на него как на сумасшедшего. На кой черт он должен называть себя?!
Господи! Вечером это будет во всех газетах! Он будет выглядеть неумелым кретином. Он уже слышал, как эти остряки говорят: если кандидат Галлант не смог удержать самолет в воздухе, как он сможет поднять штат? Как, если он такой недотепа пилот? Это не так! Что-то случилось с самолетом. Что-то очень нехорошее.
Но сейчас сработает то, что он конгрессмен Галлант. Будет полицейский эскорт в госпиталь и место для него рядом с шофером. Прежде чем за ним закрылась
— Позвоните жене, — попросил он. — Отель «Ройял Орлеан». Скажите ей, чтобы она встретила нас в госпитале.
Пять часов спустя Джоша вывезли из операционной и поместили в отделение интенсивной терапии. Положение стабилизировалось, но не более. Врачи полагали, что можно спасти ему руку, но понадобится по крайней мере сорок восемь часов, а возможно, и более, чтобы сказать это с уверенностью. Конгрессмен здесь не мог ничем помочь. Ему необходимо было поехать домой и чуть отдохнуть.
Эдисон не хотел отдыхать. Он хотел знать, где, черт возьми, Анна и почему она не отвечает в отеле. Он хотел знать, что случилось с самолетом и кто за это в ответе. И к черту транквилизаторы. Ему нужны ответы, и именно их он намерен получить.
Номер в отеле был пуст. Одежда Анны висела в шкафу, но не было одной-двух вещей, пары слаксов и одного из любимых свитеров, а также маленькой туалетной коробочки.
Он позвонил к себе домой на случай, если она уехала туда. Никто не ответил. Позвонил еще раз, другой, но безуспешно. Был поздний воскресный вечер. Дом пуст, так как по уик-эндам прислуга не приходила.
На десятом гудке Эдисон бросил трубку. Он уже собирался позвонить кому-нибудь из родных Анны, но передумал — не хотел поднимать шума, если она просто пошла к кому-то из друзей. Более того, ему было тошно повторять эту чепуху о крушении бабке или теткам Джоша или выслушивать восклицания и утверждения, что во всем виноват он сам. Пусть с ними говорит Анна. Что же касается того, где она, здесь должно быть простое объяснение. Должно быть!
Ему надо выпить. Он подошел к открытому бару и, налив себе изрядную порцию виски, одним глотком отпил половину. Со стаканом в руке вернулся к телефону. Положив телефонный справочник так, чтобы читать там номера телефонов и одновременно набирать их, позвонил в аэропорт и, когда ему ответили, попросил знакомого из отдела текущего ремонта. Он уже звонил ему раньше. Автопилот, как он и думал, был неисправен. Кто-то испортил его.
Кто-то пытался его убить. Не многие пилоты выбираются из таких передряг живыми. Самолет обычно врезается носом, и пилот гибнет первым. То, что он жив и, по существу, отделался легким испугом, знак его везучести, невероятной, феноменальной везучести. Ему всегда везло, а вот Джош чуть не поплатился жизнью. Его единственный сын Джош. Когда он узнает, кто в этом виноват, те пожалеют о том, что живы.
Послышался звук открываемого замка. Эдисон поставил стакан. Когда дверь открылась, он был уже рядом и захлопнул ее за собственной женой. Она обернулась и удивленно посмотрела на него, но в глазах у нее была озабоченность.
— Где тебя черти носили? — спросил он, уперев руки в бока в ожидании ответа.
— Что
— О, пустяки. Всего-то твой муж попал в аварию, а сын отправлен в госпиталь, и тебя при этом нету.
— Джош? Что с ним? Он… Как он?
— Сначала спрашиваю я, — проговорил Эдисон с мрачным удовлетворением, видя паническую озабоченность на ее лице.
— Что? Ты хочешь…
— Где же, черт тебя дери, ты была?
— Я… ездила домой. — Она схватила его руку. — Да скажи же мне, Эдисон!
— Конечно же, ты была дома. Я звонил, и тебя там не было. К тому же если ты ездила домой, то почему не забрала эту бронзовую штуку, которую купила для зимнего садика?
— Если ты звонил, то, вероятно, не застал меня. Я уехала рано и завтракала по дороге. У меня не было причин спешить. А что до херувима, то я хотела его взять, по забыла. А теперь скажи, Эдисон, пожалуйста!
— У твоего сына почти оторвано плечо. Он в интенсивной терапии, состояние стабилизировалось, но он может потерять руку.
Краска оставила ее лицо, она села в ближайшее кресло, уронив сумочку. Не отрывая от него глаз, она проговорила:
— Ты подонок. Ты знал это и не говорил мне, чтобы сначала допросить меня.
— А что такого? Я выяснил то, что хотел, а для Джоша нет никакой разницы.
Анна вскочила на ноги:
— Но для меня разница есть!
— Почему? Тебя достаточно долго не было, когда ему было больно, а ты была ему нужна. Что значат несколько минут туда-сюда?
— Кто с ним сейчас?
— Никого. Он там один, потому что его мать…
— У него есть и отец тоже! Почему ты не там? Вместо этого ты предпочел напиваться?
— Я напился потому, что нуждался в этом. А здесь я потому, что хотел выяснить, где, черт возьми, тебя носит.
— Это так важно? Джошу нужен там кто-нибудь?
— Да, ты. Ты — мать.
— Мне следовало бы знать, что ты все вывернешь к своей выгоде. Ты никогда не принимал никаких точек зрения, кроме своей. Ты никогда не интересовался ничьими желаниями, кроме своих собственных.
— Ах, извини меня! Я чуть не погиб сегодня вечером. От этого можно стать обидчивым и раздражительным.
— Ты всегда такой или еще хуже, но я тебе этого никогда не забуду.
Он хмыкнул, поднял свой стакан и сделал глоток.
— А что такого, если муж выяснял, что делала его жена?
Анна бросила на него долгий взгляд. Вдруг она издала звук, который был словно эхо его собственного презрительного смешка.
— Да ты и не узнал ничего! Я не была дома, я была в Колорадо.
Она отвернулась от него и пошла к двери. Тремя шагами он нагнал ее и схватил за руку.
— Что значит Колорадо? Что, черт возьми, ты там забыла?
— Если это тебе так надо, я там переспала с любовником. А теперь пусти! Мне надо видеть своего сына.
— Пустить? Я из тебя дерьмо выбью, сучка! Что это ты такое рассказываешь?
— Правду. Но я никогда не ожидала, что ты признаешь ее, так как тебе правда совершенно не нужна.
— Ты хочешь сказать… Я тебе не верю!
— Почему? — Анна смотрела на него в упор. — Потому что это угрожает твоему эго? Ты думаешь, что лишь тебе одному можно забираться в чужие постели?