Любовь и фантазия
Шрифт:
Их было много в той тюрьме, и они решили:
— Ничего, мы за себя постоим!
Однажды утром троим из них удалось задержать охранника, они его убили. С другим охранником случилось то же самое. Один из узников, раненный в ногу, сказал своим:
— Уходите, все уходите! Я остаюсь! Пускай я умру! А вы попытайте счастья. Уходите! Я буду стрелять, и меня убьют!
Они убежали, их было человек пятнадцать-двадцать, и они убежали все вместе. Это случилось в девять часов утра. Была убита даже одна француженка, но почему, мы так и не узнали.
Через два часа солдаты были уже у нас.
—
Они все обыскали, снова спрашивали про охотничьи ружья, потом все-таки ушли. На другой день утром к нам пришел наш родственник, живший на другой горе. Он сказал, что беглецы провели ночь возле уэда Месселмун. Его пошел провожать племянник. Мы, женщины, решили, что будем теперь готовить еды побольше, про запас, на всякий случай…
Потом приходил к нам какой-то парнишка за одеждой. Мы надумали закапывать каждый раз еду, прятать. И вот настал день, когда я смогла повидать мужа, он пришел с мужчиной, которого звали Абдун…
Французы все усиливали охрану. Но каждый раз, как беглецы посылали к нам кого-нибудь из своих, Аллах не оставлял нас своею милостью, да и их тоже!
Однажды ночью собрались все, и один человек отвел их подальше, в Заккар. Так что на следующую ночь мы смогли наконец вздохнуть с облегчением!
Через несколько месяцев наши мужчины пришли повидаться с нами; на этот раз они были в партизанской форме и при оружии. Мы радостно обнимали их и были счастливы и гордились ими!
— Хвала Аллаху! Наконец-то вы спасены!
А жизнь шла своим чередом. Французы поднимались к нам каждый день, почитай, и утром и вечером. Сначала дома сожгли, а потом и за людей принялись! Скот стали уводить, народ убивать… На что нам было надеяться, когда в доме оставались одни женщины?..
Я посчитала за лучшее бежать: перебралась к своим родителям, которые жили на другой горе, да там и осталась. Говорят, солдаты спрашивали потом у моей свекрови:
— А куда подевалась жена лейтенанта? — (Они узнали, что мой муж стал лейтенантом у партизан.)
— После того как вы забрали ее мужа в тюрьму, она не захотела оставаться! Вернулась в свою семью!
Им так и не удалось меня найти до самого конца войны… Я стала опять ходить в горы, помогала партизанам. Мы носили им пропитание, стирали их одежду, пекли хлеб… Ну, а потом муж мой погиб во время сражения, видно, на то была воля Аллаха!
О его гибели я узнала от чужих людей. За неделю до прекращения огня один человек сказал мне:
— Твой муж погиб в стычке под Милианой!
Когда пришла независимость, братья прислали мне письмо, они писали, что он похоронен в Алжире, на кладбище Белькура. Я взяла это письмо и поехала к моей свояченице, жившей в Алжире.
— Кто тебе это сказал? — спросил ее муж.
Я рассказала ему про письмо.
— Покажи! Дай посмотрю!
Наверное, вы станете смеяться надо мной, только я больше не видела этого письма. Как было решиться потребовать его обратно?.. Я знала, что муж мой похоронен в Алжире, потому что после той стычки его лечила одна санитарка. Ее звали «шершеллка», хотя не она, а ее муж был родом из Шершелла. Сама-то она вернулась жить в Милиану.
Год или два спустя я все искала случая повидаться с нею, хотела, чтобы она мне просто рассказала обо всем. И вот как-то надумала я поехать к ней на праздник Сиди М'хамеда, святого покровителя Милианы. Пришла я к бывшей санитарке, решила поговорить с ней. Но пробыла я у нее не больше минуты, пришлось сразу уйти.
Она не смогла рассказать мне всего, потому что я застала ее в самый разгар домашних работ. Но она подтвердила, что и в самом деле лечила его, когда была санитаркой у партизан. Это была женщина средних лет.
Стояло лето 1843 года, когда пленники и заложники Сент-Арно были распределены по семьям и размещены в трюмах корабля, отплывавшего из Бона во Францию.
Воображению моему рисуешься ты, незнакомка, о которой на протяжении этого века, вобравшего в себя мои детские годы, по очереди ведут повествование разные сказительницы. Ибо я, теперь уже и я, в свою очередь занимаю место в кружке неустанных слушателей там, возле гор Менасера… Я пытаюсь воссоздать твой образ, невидимка, во время твоего плавания вместе с другими к острову Святой Маргариты, в застенки, ставшие знаменитыми после того, как там побывал «Железная маска». [70] Твоя маска, о прародительница, первой принужденная покинуть родную страну, еще тяжелее, нежели этот романтический металл! Хочу воскресить тебя и твое путешествие, о котором не рассказывается ни в одном из писем французских воинов…
70
«Железная маска» — человек, оставшийся неизвестным, который обречен был всю жизнь носить маску и умер в Бастилии в 1703 г.
В Боне ты поднимаешься по трапу, смешавшись с пропыленной толпой; мужчины связаны одной веревкой; за ними следуют женщины в белых или серо-голубых покрывалах, за которые цепляются плачущие ребятишки и из-под которых доносится жалобное хныканье грудных младенцев. Тебя везут в изгнание, а ты ждешь ребенка. Верно, ему суждено родиться сиротой, раз не взяли его отца. Ты ощущаешь себя такой одинокой и беззащитной — без отца, без брата, без мужа, — а впереди тебя ждет берег неверных. Но приходится идти, скрывшись в толпе двоюродных братьев, свояков и прочих родственников!
Остальные изгнанницы, так же как и ты, спят в трюме, прямо на полу; они ни разу не видели моря. Оно представлялось им пустыней или долиной, но уж никак не этой колышущейся бездной… В первую же ночь плавания тебя начинает тошнить; на следующий день появились боли.
Во вторую ночь ты чувствуешь, как смерть пожирает надежду в твоем чреве. Ты корчишься в муках, а вокруг собрались двоюродные сестры, старые, молодые и среднего возраста женщины. Они укрывают тебя влажными покрывалами, стараясь уберечь от беды своими молитвами, своим нашептываньем… Без единого крика ты разрешаешься от бремени; ночь полнолуния кажется бездонной, море успокаивается, не ведая, что стало невольным разлучником.